Звонкий и ясный смех молодой женщины был так заразителен, что, казалось, в ответ на него улыбнутся даже фигуры, неподвижно застывшие на гобеленах.

- Опять?! Боже правый, Луи, сколько можно? Новый предмет. И опять до конца жизни. То бишь, до конца недели. Или... Что... - Рене удивленно округлила глаза, - до конца месяца?! Невероятно. Но отчего столь страдальческий настрой? Твоя дама, как на грех, оказалась любовницей твоего лучшего друга? Не иначе. Потому как в любом ином случае ты бы отмечал новую победу. Ну так велика ли беда? Через несколько дней ты обретешь новую Музу и из-под твоего пера выйдет новый премилый сонет. Тем более, что твоя правая рука совершенно невредима.

Мадемуазель д'Амбуаз, взяв из вазы абрикос, с удовольствием присоединилась к брату в поедании этого сочного фрукта.

- Если я испорчу платье абрикосом, будешь ты виноват, - не сморгнув заявила она и наклонилась чуть вперед, чтобы не капнуть на юбки соком.

Рене тихо вскрикнула.

- Маргарита? Да ты с ума сошел. Ты что, хочешь неприятностей с Анжуйским? Тебе надоело служить в его свите? Ты позабыл, как он поспособствовал браку Гиза, которого называл будущим братом? Ходят слухи, что это с его легкой руки история стала известна. Я уж и не знаю, чего там было больше - братской ревности или политических соображений, но одно знаю точно - на тех, кто близок к его сестре, он смотрит с подозрением. Люби себе, пиши стихи. Но не вздумай! Слышишь ли? Не вздумай лезть на рожон! Держись от нее подальше. Слава Богу, - облегченно вздохнула молодая женщина, ероша ероша буйную каштановую шевелюру брата, - что ты вскорости уезжаешь в Польшу. Вот уж не думала, что увижу в этом какие-либо положительные стороны помимо возможности построить карьеру - раз уж ты будешь при дофине.  Однако теперь вижу - что ни делается - к лучшему. Когда ты вернешься, то это уже пройдет.

В услышанном не было ничего необычного. Влюбчивость ее братца не имеет пределов, это известно. Но на сей раз это уж слишком. То, что предмет его страсти достойный - не подлежит обсуждению. Имея честь находиться при Маргарите, мадемуазель знала, что та не только прекрасна телом и умна, но и имеет чистую тонкую душу и большое сердце. Только, видно, Судьба слепа, когда выбирает, кому послать счастье. Несправедливо. Но представить себе, чтобы брат рисковал собой ради нее, как бы сама Рене ни была предана королеве... Это омут, от которого лучше держаться подальше. Любовь к такой женщине гибельна. Коготок увяз - всей птичке пропасть в интригах правящего семейства. Сколько голов скатилось с плеч, просто в недобрый час попав под руку сильным мира, которым нужно было назначить виновного? Да и Рене отлично знала, что ее брат не из молчаливо вздыхающих. Выбрав цель, он ее добивается. Именно это испугало мадемуазель де Клермон, которая, на миг похолодев, представила, как легко можно будет на нем отыграться, если он будет столь уязвим.

- Да включи же голову, братец, - Рене, нахмурившись, сжала пальцами его здоровую ладонь, - подумай! Стоит кому-то из ее семейки пожелать сделать ей больно - а они непременно пожелают, ты знаешь, в каких все Валуа отношениях, - как они моментально ударят по тому, кто ей дорог. А назавтра забудут об этом досадном недоразумении. Плевать? Тебе плевать. А мы, те, кто тебя любят? А о нас ты подумал? Об отце? О братьях, сестрах? Обо мне? - тихо проговорила она. - Любовь должна быть путеводной звездой. Она должна вдохновлять. Давать силы. А не губить! Слышишь ты, дурень?!

Последние слова она почти выкрикнула. Боже милостивый, да как же до него достучаться?! Польша! Вот что его охладит. Мужчины быстро остывают, когда не имеют возможности видеть женщину, которая дорога. То, что расстояние подогревает чувства - сказки. Мужчина как ребенок - интересуется только тем, что видит, или тем, что уже у него в руках.

- Не бойся, - буркнула Рене, - не бойся. Вот сказал, тоже.
Она на ощупь коснулась ладонью чуть колючей братниной щеки где-то там, у своей макушки.
- Скажи реке - не теки, а дождю - не капай. Так они тебя и послушали. И ее муж, и все трое ее братьев и ее мать - все они играют в свои игры. Ты же знаешь. У них у каждого свои интересы. И каждый день - новая интрига. И всё это происходит у меня на глазах. И всякий раз нужен крайний, чтобы выйти сухим из воды! И я не желаю, слышишь, не желаю, чтобы этим крайним оказался ты. Я люблю Ее Величество, - призналась молодая женщина, - я не на шутку привязана к ней. Я на многое ради нее готова - не на словах, а на деле. Но если бы тебя это обезопасило, я бы пожелала ей уехать вместе с ее мужем в Наварру и там являть миру будущих наследников наваррской короны!

Импульсивная, взрывная, как и все Клермоны, мадемуазель д'Амбуаз не считала нужным подбирать слова, когда речь шла о столь важном деле. Сейчас она просто говорила то, что было у нее на уме. Пусть это место займет кто угодно - только не Луи. А главное - то, что Маргарита сама признает: тот, кого она отмечает своими вниманием, находится под ударом. Она из тех женщин, которые могут сделать мужчину счастливым. Но оно, это счастье, слишком дорого обходится.

- Оберегать от жизни? - с улыбкой на губах фыркнула молодая женщина, - упаси Боже. Да и убережешь тебя, пожалуй. Ты давно взрослый мужчина, Луи, и не нуждаешься в опеке... Может статься, я за столько лет привыкла... - Рене улыбнулась, - но уж прости мне это. Моё дело предупредить тебя. Любовь ослепляет и мешает видеть очевидное, но я-то не влюблена, - не сморгнув заявила она, - ... ни в кого из Валуа. А потому могу говорить беспристрастно.

- Что? Увидеться с ней? После того, что я тебе уже сказала? Ни за что, - решительно заявила Рене, нахмурив брови, - Нет. И нечего строить мне глазки. Ты весьма обаятелен, но я - не одна из твоих дам, меня этим не возьмешь, - она отрицательно качнула гордо посаженной головой.

Особы более упрямой было еще поискать. А как же иначе - таков характер всех Клермонов, который они начинают проявлять с самого рождения. Ну и дерзок ее братец. Ведь ясно высказала, что против... А он просит помогать! Нет уж, не дождется. Совершенно исключено.

Взгляд серых глаз мадемуазель Рене не оставлял сомнений - не уломать. Твердый, решительный.

Отредактировано Рене де Клермон (2013-11-17 21:44:38)

- Это противу всяких правил! - громко возмутилась мадемуазель Рене, с укором глядя на него сверху вниз, - бьешь меня моим же оружием? Нечего сказать, благородный рыцарь. И ни капли совести в глазах. Вынуждаешь меня делать то, что я не хочу делать! Да еще в тот момент, когда над тобой легче всего сжалиться. Учти. Учти, Луи. Если я и пойду на это, то лишь как исключение, потому как ты можешь себе навредить. И потому что ты вскорости уезжаешь. И не надейся, что я буду еще как-либо способствовать вашему сближению. На большее ты меня не уломаешь, хоть пляши передо мной.

Щеки ее от досады зарозовелись, на лице была недовольная гримаска. Значит, настроен и в самом деле более чем решительно. Но Рене терпеть не могла быть в роли марионетки. Мало что раздражало ее настолько сильно. Переступить через собственные принципы... Проклятье, чего не сделаешь для блага брата? Только для блага ли? Если это обернется против него, она себе не простит.

- Я? Тебя? Знаю. Имею такое несчастье, в том-то и дело. Льстец! - раздраженно фыркнула Рене, словно кошка, попавшая под дождь. Серые глаза приняли сейчас оттенок изумруда, как всегда, когда она была не в лучшем настроении. Слова молодого графа не попали на благую почву - их поглотили ростки здорового самомнения, которые нашли плодотворный приют в душе каждого из Клермонов. Ничего не поделать, таков нрав. Но подобные комплименты, пусть даже они были чистой правдой, уже давненько не имели воздействия на Рене, отлично сознающую свою женскую привлекательность. Только больше разозлили ее. Впрочем она ничуть не лукавила: пусть братец не надеется в дальнейшем на содействие с ее стороны.

- Сейчас не подставишься - зато с удовольствием сделаешь это потом, когда увязнешь, - буркнула она себе под нос, поднимаясь со стула. Пусть предается мечтам, только без нее.

Рене, чувствуя, как краска досады прилила к ее лицу, сверкнула на брата глазами цвета ненастного неба. Если этот самодовольный балбес ежедневно плевать хотел на перспективу быть заколотым из засады очередным ревнивым обладателем ветвистых оленьих атрибутов на плеши, то его сестра была более здравомысляща. Путать трусость с разумной осторожностью может только человек такого сорта, как он. То, что он именовал отвагой, Рене называла безрассудством. И это не мешало ей горячо любить этого самого балбеса - со всем его нахальством, умением встревать всюду и всегда и потрясающим нюхом на стычки. Если где-то громкая ссора - можно не сомневаться, Луи уже там и потирает эфес с независимым видом. А через секунду он уже в стойке. Если, конечно, он не непосредственный ее автор. И при мысли, что может сотворить подобный нрав в сочетании с липкой паучьей сетью луврских хитросплетений, у мадемуазель д'Амбуаз сердце обливалось кровью. Развернувшись на каблуках, она гордо, с достоинством понесла себя к выходу из покоев старшего сына Клермонов.