Обводя взглядом собравшихся в бальном зале гостей, молодой человек в костюме фавна остановил свой взгляд на прекраснейшей женщине не только в этом зале, но и во всей Франции. Несомненно, он узнал ее. Да и кто бы при дворе Валуа не узнал эту молодую даму в костюме нимфы водной стихии. Наблюдая за великолепной наядой в белом с серебром, Бюсси почувствовал, как у него перехватывает дыхание.

Да. Как ее было не узнать тому, кто давно и безнадежно восхищался сокровищем дома Валуа? Ведь ни у кого в королевстве не было таких сияющих глаз, шелковистых волос, нежнейшего оттенка кожи и гордой посадки головы. Ни у кого не было такой божественной грации в движениях и весенней свежести в улыбке. Граф давно заглядывался на королевскую сестру, впрочем, не питая при этом никаких особых надежд. Жемчужина Франции была прекрасна и отстранено далека, как полная луна на пике ясной январской ночи. И светила с таких же недоступных высот точно таким же холодным негреющим светом. Но сегодня, проходя мимо оливково-золотистого фавна, прекрасная нимфа морей обдала Клермона таким живым, ароматным жаром, что сердце молодого человека затрепетало, как трепещет чиж в силках птицелова. И фавн решил не теряться, позаимствовав у своего карнавального образа чувственное бесстыдство и отважное прямодушие.  Поэтому подойдя к восхитительной наяде,  Бюсси склонился перед ней в  церемонном поклоне.

- Позвольте пригласить вас на танец,  божественная наяда? - белозубо улыбнулся молодой человек, ловя себя на мысли, что он почти не смущен. За это он благодарил маску, спрятавшись за которую, можно осуществлять свои самые смелые мечты.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-07 23:36:04)

Еще раз улыбнувшись с беспечностью, свойственной белозубой юности, граф бережно, словно величайшую драгоценность, взял протянутую ему изящную кисть руки очаровательной наяды. Музыканты играли чинную павану, и Бюсси это устроило сейчас больше чем очередная легкомысленная вольта. Это давало возможность видеть лицо своей дамы, разговаривать с ней, тонуть в волшебном омуте ее золотисто-карих глаз. Ведя красавицу в танце, Бюсси смотрел на даму в белом с затаенным восторгом из-за прорезей своей золотисто-оливковой маски.

И переведя дыхание, тихо прошептал в небольшое ушко узнанной незнакомки, украшенное аккуратной жемчужиной, - Вы самая обворожительная дама в этом зале. Скажите, в каком водоеме живет такая наяда?

Музыка скрипок сводила с ума и душа Клермона в такт музыки рвалась куда-то в небеса, чтобы там вечно воспевать роскошную прелесть черноглазой наяды. Единственной из женщин, чья внешность могла сочетать царственную красоту июльской розы с трогательной хрупкостью лесного мартовского первоцвета.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-09 01:14:24)

Бюсси прекрасно узнал это "море" и отлично понял, о чем говорит восхитительная наяда. Сам он в этом море был рыбешкой хотя и безусловно хищной, но пока никак не акулой и не спрутом. И не ему было гоняться за единственной золотой рыбкой этих глубин. Это стало понятно Клермону по безразличному взгляду, нет-нет да и скользящему по лицу фавна из-под опущенных, по правилам паваны, ресниц дамы в белом. Однако то притяжение, что исходило от молодой красавицы, сводило с ума графа и рождало в его душе безумную надежду на счастье. Пусть не здесь, не сейчас. Но если прекрасная Маргарита рождена женщиной и у него есть шанс коснуться ее теплой маленькой руки, то никто не может запретить ему надеяться.  Даже надеяться на невозможное.

Между тем танец продолжался. Восхищенно созерцая высокую упругую грудь Наваррской королевы в глубоком вырезе платья, граф произнес, исполняя очередное па и искренне любуясь своей партнершей:

- Однако морские глубины хоть и опасны, но и прекрасны. Где еще есть такое великолепие, как на дне морском?  Кораллы и жемчуга там встречаются на каждом шагу, а меж коралловых колонн плавают рыбки, поражающие порой своим многоцветьем,  - кинул  молодой человек острый взгляд в прекрасное лицо наяды.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-09 20:10:39)

В наших апельсиновых рощах?.. - подумал Бюсси, смеясь скорее над собой, нежели над довольно уместным и тонким вопросом королевы Маргариты. В тех "рощах", из которых он только-только прибыл, не было нимф. Там сатиры убивали фавнов, а фавны сатиров. Очевидно, потому что одни были из свиты бога Диониса, а вторые сопровождали Пана... И поэтому каждый из них, веря в своего покровителя, готов был планомерно уничтожать таких же, как и он сам... Но надо ли знать прекраснейшей из наяд, как бьются в "Апельсиновых рощах" "козлоногие рогачи"?

- В рощах? Как и подобает фавнам... Целый день играю на свирели и пью молодое вино цвета весеннего рассвета, - чуть лукаво улыбнулся Клермон, отмечая небольшую родинку принцессы прямо на мочке изящного ушка, украшенного жемчужной сережкой. У молодого человека возникло острое желание коснуться этой родинки и он откровенно пожалел, что сейчас это абсолютно невозможно.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-10 14:48:48)

Молодости свойственна беззаботность и Бюсси, как только его нога ступила на парижскую мостовую, и впрямь стал вести себя, как и подобает истинному сатиру - пил свое любимое розовое вино, ухлестывал за столичными красотками и всячески наслаждался жизнью. Особенно этому способствовало предыдущее вынужденное пребывание в лагере под Ла Рошелью и грядущее путешествие в свите дофина в неведомую Сарматию, где по слухам гуляющим при дворе, жизнь напоминала вечное пребывание в зимнем лесу. Но сейчас граф жил в Париже, на земле бушевало лето и здоровое, сильное, молодое нутро Клермона брало свое. Поэтому-то жизнь Луи вполне походила на жизнь эллинского козлоногого божка. Разве что место нимф  в ней занимали парижанки всех мастей и сословий.

- Вы удивительно осведомлены о жизни спутников Диониса, -  добродушно хохотнул оливково-золотой юноша, - Но сейчас я жалею лишь о том, что Нептуна, в отличии от Пана с Дионисом, не сопровождают какие-нибудь козлоногие рогачи. Видит Зевс, я бы перешел в эти морские коньки, лишь бы иногда видеть тень проплывающей наяды. Раз эта наяда - вы... -  Клермон, скользя по полу бальной залы, отмечал про себя, что у Маргариты ресницы на концах намного светлее, чем у основания. И, разумеется, находил в этом особую прелесть.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-10 18:18:51)

- Когда я вижу ваши прекрасные глаза, о морская наяда, я готов не только жить в море, но даже лежать на дне затонувшим галеоном, если буду знать, что иной раз надо мной проплывете вы, - улыбнулся Бюсси, прекрасно понимая, что эта ничего не значащая болтовня во время танца не то что не приближает его к Маргарите, но даже не может служить сколько-нибудь серьезным объяснением.

Это была обычная галантность, требуемая в таких случаях, независимо от того, с кем он танцевал - с прекраснейшей из женщин или с хромой горбуньей возраста его бабушки. А Маргарита привыкла к комплиментам и поцветистее. Уж это начинающий придворный и давний завсегдатай Лувра никак не мог не знать. Но сильная упругая талия и стройные бедра дивной наяды не могли не рождать у молодого и к тому же влюбленного мужчины самые смелые мечты. Граф понимал, что танец кончится и они разойдутся. И потому-то сейчас жадно пил все свои сегодняшние впечатления от прибывания рядом с любимой женщиной. Он наслаждался запахом ее волос и кожи, нежным и ароматным, как у надкусанного красного осеннего яблока, которое лежит на прохладном от заморозка окне, ее красотой - величайшим шедевром Господним, ее голосом, мелодичным, как ангельские лютни и юмором, искрящимся, как бриллианты в глубоком  декольте с притягательной ложбинкой, по которой Клермону так и хотелось игриво провести подушечкой указательного пальца.

- А может, моя тяга к лучшей доле это и есть созерцание красоты, которую не рождал еще этот свет? - спросил Бюсси свою наяду, и чуть насмешливый бархатисто-серый взгляд молодого человека был сейчас нарочито серьезен. Разумеется, и это было галантным преувеличением - ничья прелесть, даже зовущая, изысканная и цветущая прелесть этой жемчужины рода Валуа, не могла заставить Клермона возжелать окаменеть у ее ног. Напротив, чем прекраснее была дама рядом с ним, тем больше графу хотелось жить и жить как можно более полноценно рядом с этим шедевром матушки-природы. Жить, выпивая эту жизнь жадными глотками. Такими, как его любимый конь пил воду лесного ручья после дальних летних прогулок. Или такими, какими деревенский пьяница пьет свою первую утреннюю кружку дешевого вина в близлежащем трактире. Граф не собирался умирать во имя прекрасной дамы. Он хотел жить и славить ее красоту, как славили древние подвиги своих богов и героев.

Тем не менее музыка играла и  все те прикосновения, что обязательны для танцоров, заставили молодого человека совсем потерять голову. Губы наяды были так близко, что у Бюсси сейчас не было иных мыслей, чем мечта узнать, каковы они на вкус.

- Вы так любите банальности, повторенные по сто раз на разные голоса? От альта до густого баса? - чуть насмешливо приподнял фавн идеально очерченную, словно нарисованную темно-коричневой масляной краской, бровь, которую, впрочем не было видно под расшитой оливинами бархатной маской.

- И хотите повторения, чтобы посмеяться? Что ж - смейтесь, - тихо, но с чуть заметной дерзостью произнес граф, - Вы действительно прекрасны. И глаза у вас как звезды, и уста, как цветущая айва. Но только надоела вам эта констатация факта. Надоела так, что вас раздражают кавалеры, говорящие вам изо дня в день одно и то же. Сейчас вы насмехаетесь надо мной за мою галантную болтовню. Что ж - вы правы, я на редкость банален, а вы прекрасны и вам надоело это слушать... Но в вас есть большее, чем абсолютная красота. В вас есть жизнь, тот огонь, который сходит нам, смертным, лишь раз в год. Вот он горит в глубине ваших прекрасных глаз и делает их нечеловеческими.

Вы не просто красавица, вы Божественное создание. А теперь смейтесь, - восхищенно улыбнулся Клермон, глядя на  прекрасную наяду с таким выражением глаз, как, наверное, на него самого смотрел любимый пес. Любовь, восторг, обожание и понимание самой божественной сути своего кумира отразились сейчас в серых глазах молодого фавна.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-14 01:40:06)

Бюсси, глядя на жест, которым Маргарита коснулась своих румяных, чуть полноватых губ, почувствовал, как остро он желает эту женщину. В его тяге к этому молодому, крепкому, стройному телу было что-то глубоко животное. Так самец оленя в период гона готов биться в кровь со всем миром за благосклонность очаровательной лани с крохотным белоснежным хвостом и кокетливыми пятнышками на золотистой спине. От желания у Клермона захватывало дух.

Не было на свете женщины, равной этой Маргарите Маргарит или как там еще называли придворные льстецы эту живую и теплую женщину. Хотя и самую красивую на свете! Здесь уж ни убавить не прибавить. Но как бы то ни было, а Клермону следовало держать себя в руках, он и держал. Изменение настроения, читающееся на лице урожденной Валуа, меняло и настроение графа. Пока дама гневно хмурилась, он злился. Когда она задумалась - почти торжествовал. А когда ее губ коснулась победная улыбка, то только придворная выучка и отличное воспитание удержали влюбленного от торжествующего крика. Она запомнит его! И граф оказался прав. Прекрасная наяда сама предлагает ему еще один танец. Смел ли Бюсси мечтать об этом еще утром?..

- Надеюсь не то слово... - умильно, как кот, желающий полакомиться, заглянул Клермон в глаза Маргариты, - Бедный Фавн просто умрет, если прекрасная наяда не подарит ему... вольту... - совершенно по-мальчишески улыбнулся он. Сверкнули как удивительно ровные и здоровые зубы цвета долек молодого чеснока, так и серо-оливковые глаза, со столь лукавым выражением оных, словно они и впрямь принадлежали самому настоящему фавну.

- Читал, прекрасная наяда, читал, - усмехнулся Бюсси и в его голосе теперь чувствовалась тонкая, чуть заметная, насмешка над самим собой, - Чего я только не читал... И знаете, что заметил? Все эти новеллы, сказки и легенды, разумеется, прекрасны, но вот похожи на правду не более, чем вышитая шелком роза на подушке на цветок, расцветший в саду. В жизни все несколько иначе. И мне доводилось видеть людей, которых косвенно погубила любовь... В тех самых рощах, где сатиры с панами делят свирели и нимф, - снова иронично блеснул Клермон серыми глазами.

Зачем он сейчас вспомнил этого нелепого юного нормандского барончика, специально, явно специально полезшего на гугенотское ядро после того,  как его бросила возлюбленная? Этого фавн и сам не мог бы объяснить даже самому себе. Себе, привычному говорить не то что думает и думать, что говорить. Себе,  с семи своих пажеских лет ставшему насквозь лицемерным, как все обитатели Лувра. С тех же лет он усвоил, что все истинное надо прятать от всех. Прятать поглубже. А напоказ выставлять лишь сладкую улыбку и галантные вирши.

- Но вы правы. Мы, спутники бога Пана, лукавы и лживы. Обещаем умереть от любви, а сами думаем, как бы пожить подольше, обольстив прекрасную... - тут судя по вспыхнувшим лукавым кокетством глазам графа должно было последовать слово "наяда", но прозвучало все ж несколько иное, - нимфу. О, вы не представляете, как фавны лживы и живучи! - чуть хохотнул Клермон, почти соприкасаясь, благодаря нужному па, своей чуть колючей щекой с атласной щечкой восхитительнейшей дамы.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-14 17:37:04)

- Данте... А вы уверены, что его стихи не были бы еще прекраснее, пиши он их про живую женщину, чья плоть трепетала в его руках, запах тела которой он уносил на своем теле, а вкус ее женского естества ощущал на своих губах? Вы уверены, что тогда его стихи не были бы проникновеннее и живее? Неужели поклоняться можно лишь мраморной статуе, выставленной для украшения сада? Или Петрарка? Да что он мог знать о своей Лауре? Может, она не умела связать двух слов и храпела, как мой бордосский дог у камина? Нет, прекрасная наяда, мужчина должен любить женщину. Живую, настоящую! Вместе с ее телом, восхищаться и умом, и душой... А ни первого, ни второго ни у статуй, ни у бесплотных видений нет. Хотя у бесплотных и тела нет... - хохотнул Бюсси, делая еще одно па и пользуясь возможностью в танце заглянуть в глаза своего божества.

- О да! Фавны лживы... А я самый лживый из них. Увы мне... - с показным покаянием мотнул Клермон буйной каштановой головой и на его бархатистой, почти по-девичьи гладкой коже скул выступили пятна нежного румянца, - В тех рощах, где я обитаю, правдивые фавны долго не живут. Вот я и выучился лгать, как и все мы, козлоногие, в свите нашего Пана, - многозначительно посмотрел фавн в темные глаза своей партнерши.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-15 14:07:32)

- Знаете, - снова светло улыбнулся Клермон, бесстыдно раздевая глазами прекрасную наяду, - А ведь эллины знали толк в любви... И не только в плотской. Они абсолютно не стеснялись своей телесности, ибо были намного ближе нас к природе, и вместе с тем понимали, что лишь влечение умов и душ делают эту связь долговечной. Они скрепляют духовной близостью союз мужчины и женщины, как раствор каменщика скрепляет две глыбы и создает из двух одиноких валунов монолитную стену, - снова улыбнулся граф своей партнерше, делая очередное па и чувствуя, как его дыхание коснулось атласной щеки королевы Наваррской. При этом он ощущал, как естественный телесный запах молодой здоровой женщины рождает в нем столь сильное, столь животное и неукротимое желание, от которого кружится голова и рябит в глазах.

- Знаете, мне трудно судить о великих поэтах прошлого, но по-моему в горе трудно создавать что-то по-настоящему жизнеутверждающее, -  заметил фавн на реплику его дамы о Петрарке, - Для полета музы нужно верить в свою удачу. Как верю в нее я... Вот вы, прекрасная наяда, плеснув мне равнодушья яда, неужто думаете вы, что отняли мои мечты? - усмехнулся фавн, чуть пожав руку мадам Маргариты, - Фавны вообще неисправимые мечтатели. Вечно верят в лучшее, - лукаво прошептал мужчина, пользуясь моментом и касаясь в танце точеных плеч своей мечты. Из-под золотисто-оливковой маски зеленоватые глаза козлоногого сатира горели плутовским огнем бесстыдного обольстителя.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-16 21:43:56)

-  Увы, танец кончается, - горестно вздохнул Клермон, грустно улыбнувшись, - Но я надеюсь на вольту... - снова  блеснул из-под полумаски кокетливым взглядом блудливый фавн. Он совершенно не скрывал, что красота серебристо-белоснежной наяды с каштановыми локонами и кожей цвета родосского мрамора  заставляет его не просто терять голову. Она заставляет этого козлоногого рогача безумствовать. И Бюсси безумствовал...

- Вы ведь обещали мне вольту, - лукаво стрельнул молодой человек в сторону своей партнерши серо-оливковым огнем влюбленных глаз, - И хоть вода - субстанция весьма обманчивая, но было бы слишком жестоко лишить блаженства бедного фавна, духа земли, который стоит на земле обоими копытами. Мы, фавны, создания прямые и бесхитростные. А обмануть наивного - грех, - умильно, как кот, мечтающий о сметане, посмотрел оливково-золотистый божок на прекраснейшую представительницу рода Валуа.

Зазвучали последние аккорды.  Клермон ювелирно выполнил все требующиеся по правилам поклоны. Не ускользнул от внимания мужчины как румянец королевы его сердца, так и дрогнувшие пальчики, пожимающие его пальцы. Клермон вспыхнул, объятый огнем давней страсти, копившейся в его сердце и нашедшей свой выход только сейчас. Сейчас, в этой бальной зале, украшенной плетями цветущей розы и свежими виноградными лозами. Те еще не успели заплодоносить, но украшали зал своими изящными резными листьями. Переведя дыхание, влюбленный мысленно возблагодарил изобретателя паваны за последние па и притянул к себе душистую как осеннее яблочко наяду. Ощущая одной ладонью тепло атласного плеча, а другой - упругость осиной талии, молодой граф запечатлел положенный поцелуй на нежной щечке своей богини грез.

- Вы танцуете божественно, - тихо шепнул Бюсси в изящное ушко дамы.

Отредактировано Луи де Клермон (2013-10-18 00:16:51)