Vive la France: летопись Ренессанса

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » 1570-1578 гг. » Имеющие глаза да увидят или все дороги ведут в Париж. 8 июля 1572 года


Имеющие глаза да увидят или все дороги ведут в Париж. 8 июля 1572 года

Сообщений 1 страница 15 из 15

1

Париж, 1572 год, 8 июля

Действующие лица: Генрих де Бурбон, Маргарита де Валуа и иные.

0

2

Смерть королевы Наваррской в июне произвела эффект снаряда, невесть откуда упавшего посередь соборной площади. О кончине протестантской государыни ходило множество противоречивых слухов и среди них, разумеется, фигурировало имя женщины, которая до сих пор продолжала презрительно и опасливо зваться итальянкой и флорентийкой, хотя прожила здесь на несколько десятков лет больше, чем на своей родине.
- Медичи отравила королеву!
- Небось подсыпала ей что-нибудь из своих флорентийских запасов...
- Да нет, это были перчатки, она пропитала их какой-то дрянью. А потом и послала - в подарочек, стало быть... Подарочек по-флорентийски.

Маргарита успела научиться не доверять матери: с тех пор, как уезжая к своей монкотурской славе, брат просил ее защищать его интересы, а она с щенячьей искренностью, полная гордости, бросилась исполнять его поручение, принцесса сильно повзрослела. Да кто бы не повзрослел, получив столько уроков. Тогда мать бывала с ней ласкова, принимала ее общество с явным удовольствием, но по возвращении Генриха резко переменилась к дочери. Лишь потом та узнала причину. Отношения с Гизом, как и то, во что они вылились, были также отдельной историей и серьезной школой - память же у принцессы была не девичьей.

Теперь она была крайне осторожна и почтительна с родительницей, однако, что бы она ни испытывала к матери, у Маргариты не раз появлялось желание накрепко зажать уши, чтобы не слышать этих бредовых россказней. Боже, да она сама там, в Блуа, слышала, как порой мучил надсадный кашель ту, которая называлась ее будущей свекровью. Видела, как невольно та касалась груди ладонью, явно мучимая каким-то легочным недугом. Видела лихорадочные пятна на ее впалых щеках и сухой блеск воспаленных глаз. Нет сомнений, Жанна тогда уже была нездорова. О, несомненно, беарнка была достойна всяческого уважения. Она держалась так, что ей позавидовали бы античные воины. Не уступала ни на пядь, не думала о себе ни секунды. Даже Екатерина уважала эту женщину с сухими тонкими губами и горящими серыми глазами. Договор был подписан, еще в апреле. И всё-таки дочь Генриха и Екатерины не оставляла надежда, что этот брак может сорваться. Смерть Жанны д'Альбре сместила центр тяжести, нарушила равновесие между двумя чашами весов. А слухи... Быть может, слухи здесь пойдут на пользу?.. Правда, сейчас разговоры постепенно начинали утихать. Народ уже волновало другое - со дня на день в Париж должны явиться гугеноты. Целая армия, не иначе...

Знающие поговаривали, что беарнский принц по прибытии в Париж, отдав почести праху своей покойной матери и похоронив ее в Вандоме, может изменить своё решение и будет в своём праве. Траур, перемена обстоятельств... Тогда свадьба сестрицы французского государя, запроданной горному корольку без денег и королевства, не состоится. Каждый день приближал вступление в Париж гугенотов. Оставалось ждать. Впрочем, нет ничего хуже неопределенности. Маргарита была достаточно мужественна, чтобы встретить свою участь лицом к лицу.

+4

3

После смерти королевы Жанны, юный Генрих несколько раз на дню менял свое мнение о предстоящем браке с Маргаритой. Неоднократно Генрих задавался вопросом о том, как может он спешить на встречу с дочерью убийцы, но снова и снова отвергал эту мысль, которая обязывала бы его явиться в Париж не для свадьбы, а для мести. Неоднократно он слышал эту мысль в разговорах своей свиты. Однажды этот вопрос был задан ему напрямую - король не нашелся, что ответить, и вопрос больше не поднимался. Все уяснили суть: даже ведомая именитыми протестантскими лидерами, Наварра идет не на войну, а на мир.
Это спасло Париж.
Восемь сотен верных своему королю гугенотов на подступах к городу производили впечатление небольшой армии. Город закрыл двери и ставни и затаился. Наварра в Париже - безмолвном и пустом. Лишь редкий прохожий случайно появляется и поспешно скрывается за углом. Лишь где-то в подворотне шумно выясняют отношения невидимые глазу коты.

Отредактировано Генрих Наваррский (2013-10-04 12:59:54)

+4

4

Д'Обинье становился всё сосредоточеннее по мере того, как они проезжали предместья города - с каждым лье. Уже совсем немного оставалось до Сен-Мартенских ворот... Июльская зелень радовала глаз, деревни мелькали красными крышами, однако едва ли хоть несколько человек из всей кавалькады замечали всё это. Нахмурив лбы, упрямо сжав губы и сжав каблуками крутые взмыленные конские бока, они погоняли лошадей, таких же запыленных, как и сами всадники. Изредка перекрикивались, однако лишь по делу. Словно бы туманное настроение государя передалось всем его спутникам.

Да. Подъезжавшие гугеноты чертовски напоминали небольшую армию, и дробный стук конских копыт по давно не умытой дождем дороге сливался в довольно внушительный и зловещий гул. Их темные плащи и темные шляпы довершали картину. К воротам постоянно кто-то подходил и под строгим взором привратников доказывал своё право войти в славный город Париж. Однако еще издалека приметив эту своеобразную тучу, стражи порядка переглянулись. Торговец, который собирался провести через ворота своего осла, тянувшего за собой груженую тыквами повозку, истово перекрестился и ускорил шаг. Но вот и они поравнялись с воротами.

- Alea iacta est* - выдохнул Агриппа, обращаясь то ли к себе, то ли к своему королю и хлопком по шее вывел вперед своего гнедого испанца. Тот фыркнул, устало, но гордо. Ударил копытом о затоптанную множеством ног землю. Через открытые створы ворот, тяжелые, пережившие, кажется, чуть ли не столетие, уже был виден город. Гасконец набрал воздуху в легкие.

- Его Величество король Наваррский прибыл в Париж, дайте дорогу, да поживее, - горящие из-под шляпы глаза, смуглое запыленное и потное скуластое лицо, гордо вскинутый подбородок, зычный голос, шпага, топорщившая полы плаща и тон, который не выказывал шутливых намерений. Вдобавок - сильнейший гасконский акцент. Поистине, эта фигура могла внушить если не опасение, то уважение к себе.

- Alea iacta est, - тихо повторил он своему государю, когда копыта лошадей зацокали по мостовым, - Мужайся, мой король.

*Жребий брошен.

Отредактировано Агриппа д'Обинье (2013-09-27 21:29:23)

+3

5

Конде ехал подле своего кузена - чуть впереди остальных, как принц крови*. Рядом - д'Обинье, дю Барта и иные из самых близких. Он был одним из тех, кто громче всех отговаривал Беарнца сдерживать свои обещания и готов был и сейчас повторить, что куда вернее было бы достать свои мечи, чем ввязываться в эту непонятную игру. Да, Жанна согласилась на этот брак. Но королева мертва. Мир ее праху и пусть душа ее упокоится в райских садах. Она больше кого бы то ни было заслужила это. Она до последнего мгновения защищала интересы своих людей. Сейчас ее нет. И ее бремя легло на плечи Генриха. Ему вести протестантов. Как подданный своего короля, Конде подчинился его решению. Однако как брат, как товарищ по оружию, бившийся с ним плечом к плечу неоднократно, он до последнего момента, до хрипоты убеждал в обратном. Этот брак казался молодому Конде противоестественным с самого начала. Но король принял решение. А коли так, то оно не подлежит более оспариванию. К слову сказать, это же предстояло и самому кузену Его Наваррского Величества. Обсуждая с флорентийкой брак своего сына, Беарнка не преминула "пристроить" и названного племянника**.  Ему в невесты выбрали единоверку, юную Марию Клевскую***. Однако в отличие от кузена, об этой встрече он думал сейчас меньше всего.

С высоты коня, из-под глубоко надвинутой шляпы второй вождь гугенотов бросал откровенно неприязненные цепкие взгляды глубоко посаженных серых глаз на узкие улицы и закрытые ставни домов. Невысокий рост протестантского принца из рода Бурбонов лишь тогда и не был заметен, когда он был верхом, и именно на коне и с мечом в руке он ощущал себя самим собой. А отросшая рыжеватая щетина на щеках сейчас придавала ему вид еще более угрюмый, чем обычно.

Таков был вид и настроение этой кавалькады, когда перед ними показались ворота древнего Лувра. Вот она, волчья крепость... ****

*Конде с полным правом именуется принцем крови, хотя по мужской линии родство Бурбонов с Валуа крайне дальнее. Как сейчас подсчитано, Наваррец был кузеном Генриха III в 21 или 22 степени.
По женской линии всё куда теснее - Маргарита Наваррская, родная бабка Беарнца, приходилась родной сестрой Франциску I. То есть Беарнец - троюродный брат правящему ныне королю. Как и своей невесте.

**По мужу, Антуану де Бурбону. Принц Генрих Конде и юный король Наваррский - кузены по отцовской линии. Их отцы - соответственно, Людовик де Бурбон и Антуан де Бурбон - родные братья.

***Кузина обоих. Ее мать - Маргарита де Бурбон - родная сестра Людовика и Антуана Бурбонов и дочь Карла IV де Бурбона. Молодая особа уже несколько лет живёт в Париже под опёкой французской короны и под присмотром своей старшей сестры, Анриетты Неверской-Клевской.

**** За цитаделью закрепилось название Лувр, возможно потому, что в этой местности издавна водилось много волков, и ее называли «волчье место» – Лувения. Другая версия относит происхождение слова «лувр» к языку тех франков, что были предками нынешних французов: слово «lauer» или «lower» на старофранцузском означало «сторожевая башня».

+3

6

Улицы, улицы, улицы... Мощеная набережная, ведущая прямиком к дворцу. Топот тысяч подков по мостовой усиливается, отражаясь от вод Сены, и эхо заполняет всё пространство вокруг. Впереди - стены Лувра, они кажутся неприветливыми, хотя фасад с многочисленными окошками выглядит объективно более жизнерадостным, чем любой из зАмков...
Однако Генриху ничего жизнерадостного предстоящая встреча не сулила. Как приближалась колонна всадников к цели своего путешествия, с такой же скоростью уверенность покидала молодого короля. Несколько приближенных, опередив своего государя, уже докладывались дворцовой страже у ворот, но от Генриха смысл этого действия ускользал. Мысли смешались, и чувства были в смятении. Юноша в рассеянности теребил поводья, и отзываясь на сумбурные приказания седока, конь бил копытами, поворачивался в разные стороны, это выглядело так, словно всадник, заблудившись в лесу, озирается в поисках пути. Один из спутников Генриха подумал, что король кого-то ищет, и окликая, спросил об этом; но приблизившись и встретив отсутствующий взгляд, поспешил оставить его в покое.
Что ждет здесь? Есть ли надежда, или только смерть впереди? Правдивы ли слухи? Возможно ли примирение?
И еще много других вопросов, от которых Генрих уклонялся так долго, вновь возникли перед ним с беспощадной прямотой. Нужно было ответить на них немедленно - или не отвечать никогда.
Но прежде, чем найти ответы или отринуть вопросы, юноша заметил встревоженные лица своих спутников и спохватился. Слишком поздно, что бы изменить решение и не потерять лицо, а значит - вперед, навстречу судьбе.
"Мама, благослови, родная. Помоги, Господи. Аминь. "
Яростно пришпорив вздыбившегося от неожиданности коня, Генрих Наваррский обогнал уступивших дорогу своих спутников и первым въехал во двор Луврского дворца, восседая с достоинством, какое способен демонстрировать лишь восемнадцатилетний король маленького, но гордого государства.

Отредактировано Генрих Наваррский (2013-10-02 22:24:32)

+6

7

Тот мир, в который сейчас вступал молодой государь Наварры, жил своими законами. За этими воротами и впрямь всё было иначе, чем он привык. Впрочем, нет, не мир - миры, живущие, существующие один в другом. Во Франции - мир, именуемый Парижем, а в нем - мир, именуемый Лувром. Каждый из этих миров представлял собою своеобразный организм, а вместе с тем они были неразрывным целым, чьи составляющие зависят друг от друга. Хлеба и зрелищ - извечная жажда, неизменная со времен гордого Рима. Грядущее грандиозное событие, ради которого молодой государь проделал весь этот путь, должно было насытить эту жажду сполна. Будет в достатке и того и другого.

Что же ожидало его за этими воротами? Что происходило здесь в то время, когда он за множество сотен лье отсюда полной грудью вдыхал горный воздух Наварры? Чем дальше от Парижа, тем более фантастическую форму обретали слухи. На короткий миг мы покинем юного Беарнца во дворе Лувра, дабы раскрыть их подоплеку - тот самый огонь, который порождал дым, как в известной пословице.

Итак, здесь, в самой сердцевине бурлящего котла, иные недоумевают, как это сестра французского короля не противится грядущему союзу, который являет собой столь очевидный мезальянс? Принц, который всё детство провел, играя с крестьянскими ребятишками, словно равный им (за исключением нескольких лет при французском дворе), и одна из самых образованных женщин из королевских домов Европы... Однако словно этого мало - давным-давно уже звучит шепот: сердце жемчужины Франции давно не свободно. В нем прочно царит достойный её кавалер. И поныне этот шепот продолжает звучать.

Сердечная привязанность Гиза к бесценному сокровищу короля не осталась тайной, хотя герцог, сдержанный, словно герои северных сказаний, ни разу не позволил себе произнести вслух ни единого слова. Он был стоек и молчалив, так что одному Богу было доподлинно известно, что творилось у него на душе. Однако парижане, успевшие в своих далеко идущих фантазиях уже давно женить своего любимца на не менее любимой Маргарите, не скрывали своего разочарования.

Они и не подозревали, насколько близки к истине.

Они в отличие от обитателей Лувра не знали, в какой ярости был король, когда сложная интрига привела к тому, что в его руки как-то ночью попало нежное письмо, которое должны были видеть лишь две пары глаз - писавший и адресат. Не знали, что Маргарита неделю не вставала с постели и ее мать, во избежание слухов, лично лечила притираниями синяки и ссадины, к которым сама же вместе со старшим сыном и приложила руку.* Екатерина была уверена - ее дочь за ее спиной интригует с Гизами, идя на поводу у собственной юношеской влюбленности, а те и рады использовать девчонку, чтобы забрать еще больше влияния. Брак с представительницей династии!

Они не знали, сколько слез два года назад пролила герцогиня де Немур**, на коленях умоляя своего сына сдержать свои желания, быть благоразумным и ради блага семьи и собственной безопасности отказаться от женщины, которая была ему так дорога. Не знали, как упорно он отказывался сделать это, осознавая, сколь велики его шансы снискать руку принцессы, учитывая его происхождение и его положение в обществе. Не знали, что он мог бы заставить королеву-мать уступить, как бы она ни боялась усиления могущества Гизов таким браком. Можно было бы подумать, что амбиции толкали потомка Борджиа к ногам королевской сестры, что он уже видел себя королевским зятем и с честолюбивым трепетом протягивал руки за золотым яблоком, жадными глазами наблюдая его блеск. Можно было бы подумать - но разве в таком случае он оставался бы столь долгое время холоден к слезам той, чья утроба его выносила, и которую он столь уважал? Рисковал бы он собственной жизнью?.. Нет, он долго противился.

Парижанам это всё было неизвестно.

Они лишь, знать не зная Наваррского короля, говорили о том, что видели своими глазами: сетовали, что высокий, светловолосый сероглазый и статный герцог, северный великан, очень уж славно смотрелся бы перед алтарем подле Маргариты. Вызывающе молодой, лидер католической партии, красавец, истинный воин и истинный придворный, сын своего великого отца... Он был кумиром толпы. Ее идолом. Женщины всплескивали руками, дивясь красоте этой пары, мужчины качали головой и поджимали губы.

Однако два года назад Рубикон был перейден.
Он стал мужем Екатерины Клевской, принцессы де Порсьен. Его супруга благополучно разрешилась сыном, наследником рода Гизов, и была тяжела уже вторым ребенком за два года их брака. А Маргарита Валуа этой весной стала невестой беарнского принца. И король Наварры в сравнении с королем Парижа в их глазах выиграть никак не мог, даже если бы оказались верны легенды, что он приедет в груженной до верху золотом повозке. Теперь эта пьеса, словно разыгрывавшаяся по всем театральным канонам, достигла своей кульминации, при том что действие ее разворачивалось всё же не на театральных подмостках. Наваррец должен был вот-вот вступить в Париж, судя по вестям от гонца из Вандома, которого он послал впереди себя.

*Реальный случай.

**Анна д'Эсте была дочерью Эрколе II д'Эсте, герцога Феррарского и Моденского и принцессы Рене Французской. Родная внучка Лукреции Борджиа, а с другой стороны - внучка Людовика XII.
После гибели супруга, Франсуа де Гиза, вторым браком замужем за Жаком Савойским, герцогом де Немуром.

Отредактировано Тень (2013-10-03 08:39:57)

+2

8

Весь двор приятнейший образом провел утро, наблюдая за игрой в мяч* - нешуточное сражение затеяли между собой король и герцог де Гиз. И трудно было сказать, на чьей стороне была в этом поединке правда - оба мужчины были атлетически сложены, искусны в подобного рода телесных упражнениях и не желали уступать. Красные от напряжения, разгоряченные, взмокшие, они утирали пот подаваемыми полотенцами, но упрямо продолжали размахивать ракетками так, словно то были мечи. Наконец, под общее ликование двора Карл ухитрился забить мяч, который вывел его на очко вперед. Зная его противника, не поручимся, что то не была уловка со стороны Гиза, опытного придворного: король всегда должен выходить победителем. Иначе он будет недоволен, а недовольный монарх - плохо для вельможи. Однако сам молодой государь таких мыслей в голову не допускал и остался весьма удовлетворен выигрышем. Довольный собой, он смеялся, сыпал остротами и хлопал идущего рядом Гиза по плечу.

- Ничего-ничего, кузен, в следующий раз отыграетесь. Но мой последний удар был недурен, согласитесь.

Разноцветная гомонящая толпа, возглавляемая королем, его собеседником и членами семейства, которые шли чуть позади, но при этом включавшая в себя и еще великое множество народу, сейчас направлялась из парка обратно в Лувр. Солнце уже пекло изрядно и даже под сенью деревьев было порядочно жарко, так что вряд ли кто-то не желал освежиться умыванием и прохладительным питьем.

Как вдруг один из пажей, ладный мальчонка, любимец Карла, бегом выбежал из-за угла. Очевидно, что его послали, как самого быстроногого, к королю, полагая, что тот еще не окончил партию.
Королю Наваррскому, после всех препятствий, которые ему пришлось преодолеть, дабы попасть во внутренний двор старинной цитадели, наконец повезло - практически весь двор вышел встречать его...

- Ваше величество, ваше величество, сир! - красный, запыхавшийся, завидев наконец короля Франции, паж встал как вкопанный и склонился в глубочайшем поклоне, - государь, простите великодушно, но у меня важнейшие известия. Прибыл король Наваррский. Он сейчас во дворе, спешивается. И с ним... Свита, - округленные глаза мальчишки показывали, что такого он за свою короткую жизнь еще не видал.

Гомон толпы моментально затих - взгляды устремлялись то на алую бархатную шапочку маленького посланца, то на короля. Что он скажет?

Молодой монарх отметил, как Колиньи, который также присутствовал на игре, не скрывая своих эмоций, удовлетворенно улыбнулся. Гугеноты вступили в Париж на пару часов раньше намеченного. Он намеревался выехать навстречу, но по некоторым причинам ему необходимо было сейчас присутствовать здесь. Так что они опередили его. Ну что ж, возможно, так даже лучше.

Юная Екатерина, сестра Наваррского, которая явилась сюда лишь по настоянию Адмирала и явно безо всякого удовольствия, не удержавшись, сделала шаг вперед. Ее порыв оборвало лишь сознание того, где она находится, и ладонь Колиньи, чуть коснувшаяся ее плеча.

- Отец мой, господа! - монарх обернулся сперва к Колиньи, затем к остальным придворным, - день начинается превосходно. И я, как добрый кузен, уж конечно не могу пренебречь правилами гостеприимства.

Полные губы Карла тронула многозначительная улыбка.

- Марго**, ты слышала? - он обратился к сестре, не упуская случая напомнить ей о ее положении и подколоть ее, с удовольствием наблюдая и за ее реакцией, - твой муж приехал. Идем поприветствуем его. Ну!

Не давая усомниться в своём намерении и подтверждая слова делом, Карл решительно направился вперед. Дамы и кавалеры, снова принявшись оживленно переговариваться, поспешили за ним.

- Дорогой родственник, - громкий и зычный голос Карла будто заполнил собою весь внутренний двор. Швейцарцы вытянулись в струнку, отдавая знак почтения монарху, который предстал перед своим гостем в рубахе со свободно расстегнутым воротом и простых бархатных штанах.

*Ренессансный прообраз современного большого тенниса, крайне популярная игра в описываемую эпоху.

**Вопреки расхожему мнению, этим домашним прозвищем принцессу называл именно старший брат, и оно вовсе не было ее "вторым именем".

+5

9

Спешившись и старательно изображая беззаботность, Генрих обратился к Агриппе, гарцующему рядом:
- А двор не так-то и велик, мой друг. Даром что королевский.
- Я распоряжусь ограничить, сир, а то с них станется...
Хорошо понимать друг друга с полуслова. Генрих понял, что его друг подразумевает необходимость ограничить многочисленность въезжающих во двор гасконцев, которые все как один восемьсот человек не то что в королевскую резиденцию, но в огонь за Беарнцем пойдут. Агриппа же понял, что его король шутит "сквозь зубы"; и, во исполнение возложенной на себя задачи, поспешил снова за ворота.*

Король наваррский беседовал со своим ближайшим окружением, по большей части, выслушивал ободрения; и даже непреклонный Конде понимал, что неуместно сейчас добавлять смуту в и без того смущенный ум государя, а потому лишь нейтрально шутил и не слишком искренне улыбался*.
Между тем около полусотни верных дворян уже въехали во двор и спешились, держась от королевского кружка поодаль и держа лошадей под уздцы и оружие наготове. Пред очи чужого короля они предстанут относительно аккуратным строем, а для своего они и толпой - братья.

Надо сказать, никто из прибывших не ожидал, что им навстречу выйдет весь двор во главе с Карлом, и такая пышная встреча стала сюрпризом. Приятным? Смотря, как встретят.
"Дорогой родственник!" - воскликнул французский король. Сюрприз, по-крайней мере, не был явно-неприятным.
- Vive le roi ! - воскликнул в ответ Генрих Наваррский.
И прежде, чем он, в меру торопливо, подошел к королю Карлу, этот клич успели подхватить и его ближние, и его свита во дворе. И на этот клич из-за ворот послышался ответный клич:
- Vive Navarra !

Оба клича поочередно повторились трижды, и последнее слово осталось за Vive Navarra; юный король Анри одновременно был благодарен своим людям за преданность и тронут ею, но в то же время ему было неловко перед Карлом. И если, подойдя к "дорогому родственнику", гасконец считал достаточным лишь низкого поклона, то во искупление своей вины в превосходстве (а именно так он чувствовал себя сейчас - он знал, какому королю НА САМОМ ДЕЛЕ кричали славу полсотни гасконских глоток) он преклонил колени. Услышав за своей спиной шорох, переходящий в гул, Генрих понял - наваррский двор тоже преклонил колени. Не перед королем Франции, а вслед за королем Наварры.
"Губительная учтивость! Вы убьете меня!" - взмолилась здравомыслящая часть рассудка Генриха, но его гасконская часть ликовала.

И потому, поднявшись на ноги по знаку Карла*, Анри старался спрятать улыбку - самодовольную улыбку кота, нашедшего беспризорный кувшин сметаны. Впрочем, всего несколько мгновений спустя "кот" встретился взглядом с глазами своего матерого друга - адмирала Колиньи, и сдержанная улыбка стала искренне радостной.

*Согласовано

Отредактировано Генрих Наваррский (2013-10-04 15:17:31)

+2

10

Король Франции окинул цепким взглядом всю фигуру короля Наварры - невысокую, крепко сбитую, от непослушных темных волос макушки до мысков сапог. Они от пыли приобрели цвет, не поддающийся определению. На лице Карла цвела широкая улыбка, будто бы всю свою жизнь только и делал, что ожидал этого момента. Выкрик Наваррского оставил его довольным, преклоненные колени, знак подчинения - удовлетворили. То, что гасконцы подхватили славословие пожеланием благоденствия Наварре, не удивило его и не задело его человеческого и монаршьего самолюбия. Слишком хорошо он знал нрав этих горных бешеных сумасбродов.

Пусть себе дают работу глоткам и орут сколько влезет. Они сейчас в Париже.

- Кузен, кузен! - монарх поднял Беарнца с колен, крепко взявшись за его плечи ладонями, - полно. Оставим церемонии. Кто больше короля может их ненавидеть, верно, господа? - он хохотнул, и двор за его спиной отозвался послушным эхом - вторили все до одного. Его Величество изволили пошутить.

- Я чертовски рад видеть вас, - без малейшей толики смущения король Франции завершил приветствие тем, что прижал кузена к груди, не обращая никакого внимания на покрывавшие того пыль и пот, собственный и лошадиный. Он и сам сейчас взмок.

- И всех вас, - выпустив Наваррского и поприветствовав второго кузена, Конде, Карл возвысил голос. Он обращался сейчас к толпе гугенотов позади вождей, так, чтобы все его слышали, - я тоже рад приветствовать здесь, в Париже, господа. Я уже многажды твердил моему отцу - он указал на Колиньи, - и всем остальным и повторю сейчас еще раз. Я не делаю и не намерен делать никаких различий меж французами по их вероисповеданию. А так как пустая болтовня - не по мне, то я доказал это таким способом, который не оставляет в этом сомнений. Вы все - гости предстоящего торжества, и станете свидетелями того, как Карл Французский отдаст своё величайшее сокровище, свою родную сестру, Генриху Наваррскому.

Отлично видя, что Маргарита не собирается выходить вперед, а напротив, предпочла бы остаться в тени, монарх повернулся, взял ее пальцы, и чуть приподняв ее руку, вывел ее сам.

- Ну, что же вы, не стоит робеть, дорогая сестрица, - с усмешкой сказал он, - поздоровайтесь и идем, тут печет как в аду, - и всё с той же усмешкой перевел взгляд на кузена, - хороша, Анрио, верно?

Отредактировано Карл IX Валуа (2013-10-04 17:04:01)

+3

11

Твой муж приехал.

Да, день был воистину жаркий. И трудно было найти даму, чье лицо не отметил бы румянец. Иных он делал хорошенькими, а у иных проявлялся ненавистными красными пятнами, которые вовсе не добавляли привлекательности. Никакой веер не спасал - это уж смотря как повезет, всё зависело лишь от того, насколько щедра была матушка-природа к той или иной особе. Но бледностью похвастаться не мог никто, тем более, что все следили за довольно напряженным поединком, живо реагируя на удачи и неудачи и той и иной стороны.

Однако реплика брата заставила краску со скул Маргариты перейти на щеки, а саму принцессу закусить нижнюю губу до крови, так что потом пришлось прикладывать платок. Она едва успела опустить ресницы, чтобы скрыть сверкнувшие глаза. Раздражать Карла и демонстрировать истинные чувства сейчас было вовсе ни к чему, а стало быть, молчание - лучшая тактика. Но признаемся, ей пришлось ущипнуть саму себя за запястье, чтобы хоть немного вернуть хладнокровие. К тому же, неимоверно глупо было бы надеяться, что на одной из крупнейших дорог Франции земля разверзнется и поглотит всё гугенотское "войско". И еще менее вероятно было, что они развернут лошадей и вернутся в Наварру. Следовательно, рано или поздно, они должны были доехать до Парижа.

Единственное, что могла себе сейчас позволить Маргарита, так это раздосадованной кошкой прошипеть на ушко неизменной мадам де Невер по-латыни:

- Рано пташечка запела.

Маргарита с изяществом подобрала пальцами одной руки юбки светлого летнего платья. Корсаж плотно облегал ее гибкий стан, а холеные тонкие пальцы принцессы были затянуты в тончайшие перчатки. Держа в свободной руке любимого горностая, она с достоинством последовала за братом, когда тот уверенно направился вперед.

Пока Карл разговаривал с новоприбывшим, у его сестрицы было вдосталь времени, чтобы рассмотреть того, кого ей прочили в мужья. И надо сказать, представление ее практически полностью совпало с увиденным. Никто в целом мире не признал бы в этом юноше принца крови, сына бывшего регента французского королевства, законного носителя какой-никакой короны. Перед нею стоял обычный провинциальный дворянчик - невысокий и коренастый, встрепанный, в видавшей виды темной одежде, смуглый, пропыленный и взмыленный, что его лошадь.

Маргарита усмехнулась, хотя это не означало, что она не осознавала количества проделанных путниками лье. Когда новоприбывший будущий зять бухнулся перед Карлом на колени, эта усмешка стала обреченной.

Однако, Карл, видимо, твёрдо решил нынче доконать ее. Что ж, она выдержит до конца. Зверёк отправился из ее рук на руки верной Анриетте. Реверанс, который счастливая невеста сделала перед будущим мужем, был церемонно-глубок, как и полагалось перед монаршьей особой.

Поднявшись же, в ответ на легкую улыбку Беарнца, она устремила прямой и испытующий взгляд в его глаза. Природное любопытство взяло верх над придворной чопорностью.

+3

12

"...она устремила прямой и испытующий взгляд в его глаза..."
Глаза тоже улыбались. Слегка  приподнятые дуги бровей и едва-едва видимый прищур нижних век - этот лукавый взгляд хорошо знали близкие, научится ли его узнавать жена, или она так и останется холодной малознакомой принцессой?
Жена. "Хороша, Анрио, верно?" Верно. Тоненькая, изящная, с пышными... локонами, пухленькими губками и большими глазами. В гляделки играет, глупышка, с кем взялась состязаться? У мужчины всегда есть повод отвести взгляд - поклон. Но Генрих поступил иначе: осторожно взял ручку девушки и поднес к губам, едва касаясь - но взгляд не отвел.
Девица красивая. Ему об этом говорили, и это оказалось правдой. Но говорили и другое - что не ему одному рвать розы с этой клумбы. Верить? Генрих уже верил, и то, чему он верил, было неприятно. И все же - этот брак устроен как политический союз, пусть таким и будет.
А ради достижения политических целей можно и ветреной девчонке поулыбаться.

+4

13

Признаться, Маргарита не ожидала, хотя, казалось бы, это было естественно. Она ладонь не протягивала - Беарнец ее сам взял. И чтоб взять, шагнул ближе. Теперь они уж вовсе рядом стоят. Тонкие чувствительные ноздри принцессы четко ощутили резкий запах мужской кожи. Затянутые в надушенную перчатку пальцы, самые их кончики, от касания заметно дрогнули. Не смогла сдержать норов - ей над собой еще трудиться и трудиться... Самообладание - сложнейшая наука. И она владела бы этой наукой куда как лучше, будь ей дан от природы более прохладный нрав. Сестрица Клод, вон, тише воды. Но они вовсе не похожи.

Еще не хватало, чтобы он с порога возомнил, что его робеют. Она была страшно зла и сама на себя и на глупую ситуацию, которую устроил Карл с этим показушным знакомством. Глаза - карие, как у всех Валуа - стали чуть темнее обычного. Маргарита, как истинная евина дочь, была проницательна и обладала шестым чувством. Первый и самый естественный инстинкт ее был - раскусить этого запыленного гасконского гостя, который, видимо, твердо намерен крепко обосноваться на этой сцене. Она нутром ощущала - он не так прост. И нельзя было не признать - держится недурно. Прямой открытый взгляд, смешливая полуулыбка... Не выказывает никакого колебания, будто он полностью в своей тарелке. Будто саму ее знает тысячу лет, будто они не при доброй сотне народу, и каждый усердно пялит жадные глаза. Будто больше в парке и нет никого. Однако, весьма самонадеян. Как и все его соотечественники. Она знала таких.

А надо сказать, внешне он изменился. Она бы его, пожалуй, и не узнала. Впрочем, возможно ли? Сколько ей лет было, когда Жанна увезла кузена обратно в Наварру? Тринадцать? За такой срок лица из памяти стираются. Да и лицо-то, разумеется, изменилось. Детство давно минуло. Впрочем, типично гасконский тип - скуластый, яркогубый, востроглазый.

Всё как она и думала.

Разглядывая лицо новоприбывшего, Маргарита спиной чувствовала жгучий взгляд Гиза. Не она одна не смогла полностью себя обуздать.

+1

14

- Так-то лучше, - хохотнул молодой монарх, с удовольствием наблюдая пылающие щеки сестры. Та наверняка думала, что перед ней стушуются. Пусть строит из себя осу сколько ей угодно. Пойдет под венец как миленькая. Или он сам за косу ее оттащит. А Анрио молодцом, мол, и не таких кралей видал.

- Отлично держишься, Наварра, молодец. Что ж, - подытожил он, размашисто хлопнув кузена по плечу тяжелой ладонью и съезжая с официального "вы" по своей привычке. Он и впрямь ненавидел всё это придворное лицемерие, предпочитая естественность, и не считал необходимым заботиться о церемониях, когда можно было этого не делать, - идем. Мы с Гизом сыграли отличную партию, лично я взмок, как та лошадь. А ты со своими людьми с утра проделал добрых полсотни лье. Бери с собой тех, кого ты сочтешь нужным, они будут при тебе. Об остальных также сейчас позаботятся, я распорядился их разместить. Приведем себя в порядок, отдохнешь. А как придешь в себя и осмотришься, назавтра устроим добрый ужин, тебе же нужно перезнакомиться заново с нашим МИЛЕЙШИМ семейством, - губы Карла искривила усмешка.

Одобрительным кивком он предоставил Наваррскому и Конде взять с собой тех, кого они пожелают.

Отредактировано Карл IX Валуа (2013-10-05 15:24:28)

0

15

Агриппа держался в стороне, пока его сюзерен принимал приветствия августейшего родственника. Еще не стряхнув с колен пыль луврского двора, он чувствовал, как у него, точно у лесного зверя, дыбится на загривке шерсть, а в нос так и бьет запах опасности и растекается по венам. Острые глаза гасконца всё видели, всё выцепляли из открывшейся взору картины. Карл просто лучился любезностью. И несмотря на это, рука д'Обинье сама собой тянулась к поясу - на всякий случай. На будущей королеве его взгляд задержался дольше, чем на остальных. И взгляд этот не был одобрительным. Что ж... Он сделает всё, что от него зависит, чтобы защитить короля в этом змеином гнезде.

Эпизод завершен.
Продолжение - в квесте Ешь мед, да берегись жала

+2


Вы здесь » Vive la France: летопись Ренессанса » 1570-1578 гг. » Имеющие глаза да увидят или все дороги ведут в Париж. 8 июля 1572 года