Дурак по призванию
Люди во все времена любили веселиться и ценили хорошую шутку. Но долгие годы из развлечений у них были только уличные балаганы да скоморохи. Разве что у тех, кто побогаче – персональные шуты.
Этих людей никто не считал ровней – на них не полагалось сердиться. Потому они и позволяли себе говорить правду в лицо власть предержащим. Они могли напрямую обратиться к королю с просьбой, советом или даже критикой. Самые униженные существа при дворе, шуты были одновременно могущественнее многих вельмож. Порой они оказывали настолько сильное влияние на царей и королей, что, по сути, управляли страной, стоя позади трона.
Богословы и фигляры
Христианская религия не жаловала фигляров у трона, но терпела. Особенно таких, каким был Раэр, придворный шут короля Ричарда I, а заодно и близкий друг епископа Лондона. В английских легендах он представляется то изящным придворным, то классическим дурачком в колпаке, то бывшим священником… Он был и тем, и другим, и третьим, и воздвиг себе в истории памятник незыблемый и вполне рукотворный.
Как-то раз, уверившись в бренности бытия, Раэр решил совершить паломничество в Рим. По дороге ему явился святой Варфоломей собственной персоной и потребовал у королевского шута, чтобы тот построил церковь в Лондоне. Кроме того, во время приступа малярии Раэр пообещал высшим силам основать больницу в Смисфилде, пригороде Лондона, в обмен на выздоровление. Шут был человеком слова. Вернувшись из паломничества, он обратился за инвестициями к королю и епископу, которые ни в чем не могли отказать. Раэр умер во время строительства и был похоронен в часовне Смисфилда. Сегодня его почитают чуть ли не наравне со святыми.
Не менее известным шутом в Англии был Уильям Соммерс – правая рука многоженца Генриха VIII. Его возможности и права при дворе сурового и независимого монарха были огромны – шут даже мог безнаказанно издеваться над кардиналом Вулси. Впрочем, в насмешках над прелатами и церковными канонами пример ему подавал сам король.
Правда, однажды Соммерс все же преступил черту. После того как бесстрашный шут позволил себе назвать королеву Анну «простолюдинкой», а дочь короля Елизавету, будущую великую королеву, «бастардом», Генрих VIII пообещал придушить его.
Соммерс служил королю до самого последнего дня его жизни, затем смешил королеву Марию. Говорят, ее могли развеселить только двое – шут и ее любовник Джон Хейвуд, хотя методы у двух фаворитов были разные. В последний раз Соммерс появился в обществе в день коронации Елизаветы I. Затем его отправили в принудительную отставку – должно быть, Елизавета припомнила дураку «бастарда».
Традиционно шут должен носить нелепый колпак с бубенцами – этакую пародию на королевскую корону. Три его конца символизировали ослиные уши и хвост, необходимые атрибуты «ослиных процессий» Раннего Средневековья.
На этих празднествах высокий клир и знать принимали участие в низменном шутовском действе. Епископов сажали на ослов задом наперед, а самих ослов порой наряжали в костюм Папы Римского и торжественно вводили в собор. Церковь не возражала, а даже поощряла такие забавы. Но постепенно «ослиные процессии» забылись, а официальный Рим растерял свое чувство юмора. И по христианскому миру прокатилась первая волна инквизиции и охоты на ведьм.
Кузены королей
Шутов называли «ущербными близнецами короля» – потому им и позволялось говорить и делать что угодно. Ведь они были, с одной стороны, всего лишь дураками, а с другой – близкими монарху.
«Мой кузен» – так фамильярно обращались к французским королям их шуты, тогда как даже настоящие королевские родственники редко осмеливались отойти от привычного «Ваше Величество». Эта традиция появилась благодаря легендарному Трибуле – шуту Франциска I.
Говорят, у него была такая маленькая голова, что Трибуле вполне мог бы носить шкурку от мандарина вместо шапки. Однако крошечный мозг вмещал бездну остроумия и мудрости. Король обожал его и обещал суровую кару любому, кто осмелится задеть Трибуле. Зато сам шут обижал придворных совершенно безнаказанно. Однажды он тайком подрезал рейтузы одному знатному вельможе, и когда последний кланялся королеве, одежка сползла с него, обнажив французскому двору сановный зад.
После этого скандального случая любимца короля нашли прибитым к виселице за уши. Его, конечно, сняли, но Трибуле протянул недолго и вскоре умер. Дошутился, так сказать.
Впрочем, из этой грустной истории создали вполне жизнеутверждающую байку – мол, на самом деле шут издевался над пажами, а те в отместку прибили ему ухо к парковому столбику. Когда же разгневанный король вызвал к себе всех пажей Лувра для допроса, все они как один клялись, что не присутствовали при экзекуции. «Кто же тогда был там?» – вопрошал недоумевающий Франциск. «Никого не было, сударь. И меня в том числе», – отвечал находчивый Трибуле.
Некоторым людям просто судьбой предначертано быть шутами – потому что более ни к чему они не годны. Таков был, в частности, Бруске, сменивший Трибуле у трона Франциска I. Этот малый появился на горизонте истории как военный врач в Авиньонской кампании. Но Бруске был настолько бездарным врачом и «залечил» до смерти так много людей, что ребром встал вопрос – а не отправить ли дурака на виселицу?
Прямо перед казнью его пожалел дофин Генрих II и взял на службу. Дела бывшего доктора шли поначалу неплохо, но в 1562 году его заподозрили в гугенотской ереси. Бруске пришлось бежать из Парижа и, лишившись всякой поддержки, он умер год спустя.
Имя польского придворного шута Станчика стало нарицательным и означает сегодня острослова, не лезущего за словом в карман. Этот исторический персонаж был настоящим политическим философом, отлично понимавшим непростую ситуацию, сложившуюся в его стране. На картине Яна Матейко «Станьчык» он единственный, кто не веселится на придворном балу, а оплакивает поражение польской армии.
Шикарный Шико
Внук славного Франциска, король Генрих III, не унаследовал от дедушки ни властности, ни воинственности, ни авторитета. Зато перенял полезную привычку держать при себе сообразительного шута. Им стал дворянин Жан-Антуан д’Анжелер, прославившийся под именем Шико.
Прекрасный фехтовальщик, единственный шут в истории Франции, имевший право носить шпагу, сильный и ловкий де Шико (он настаивал на том, чтобы его прозвище произносили с дворянской приставкой «де») никому не давал себя в обиду. Зато имел массу привилегий. Он мог улечься спать на полу посреди аудиенц-зала во время важного приема, мог прилюдно назвать короля дураком… При этом, игнорируя традицию носить шутовской колпак, одевался Шико модно и со вкусом.
Его участие в политической жизни Франции трудно переоценить. Вряд ли король Генрих III принял хоть одно решение, не посоветовавшись с Шико. Говорят, последний также принимал участие в убийстве Франсуа де Ларошфуко, одного из лидеров гугенотов, во время Варфоломеевской ночи.
В марте 1584 года ему был пожалован аристократический титул. А пять лет спустя, когда благодетель Генрих III, последний в династии Валуа, получил удар кинжалом в сердце, Шико, недолго думая, одним из первых в стане покойного монарха признал право на трон Генриха IV Бурбона.
Очередной король не мог не признать таланта Шико, тем более что советы пока еще не вошедшему в Париж Генриху IV он давал более чем ценные. Вот один из них: «Верь мне, пошли равно ко всем чертям, если то будет надобно, и папистов, и гугенотов, только бы тебе спокойно владеть королевством Французским».
Шико, как и Трибуле, погиб из-за неудачной шутки. При осаде Руана он самолично взял в плен одного из ярых противников нового властителя Франции – графа Анри де Шалиньи. Но, рассчитывая на благородство пленника, не отобрал у него шпагу. Войдя в королевский шатер, Шико сказал: «Смотри, Генрих, что я тебе дарю!». Граф Шалиньи обиделся и ударил его эфесом шпаги по голове, отчего гениальный шут скончался на месте.
Шутовская кунсткамера
Не секрет, что даже в нашем просвещенном обществе уродство привлекает людей не меньше, чем красота. Что и говорить о темных временах! Именно поэтому основную массу шутов составляли люди с физическими или психическими отклонениями, или же представители других рас, которых – чего уж греха таить! – европейцы воспринимали не как человеческих существ, а, скорее, как домашних животных.
В далеком 1547 году среди оравы шутов и скоморохов при дворе Генриха Валуа появилось странное существо, обросшее шерстью, моментально затмившее уже приевшихся лилипутов. Это был мальчик, найденный на острове Тенерифе и подаренный королю французскими моряками. «Звереныша» звали Педро Гонсалес, он был смышлен и хорошо учился. Педро быстро овладел французским и латынью и получил почетное право лично прислуживать Его Величеству за столом.
Гонсалес вырос, женился на красивой, но бедной девушке, от которой у Дона Педро (так он себя называл) было пятеро детей, унаследовавших от папы шерстистость. После смерти Гонсалеса их всех раздарили королевским домам Европы.
Позже у другого французского короля, Людовика XIV, также был любимец-урод. Его звали Лазар Колоредо, и он носил прозвище «двойной мушкетер». Дело в том, что из грудной клетки шута росло еще одно недоразвитое тело – приросший еще в утробе матери брат-близнец. «Второй мушкетер» не мог говорить, не употреблял пищу и лишь изредка вздыхал, подавая признаки жизни. Колоредо при этом никоим образом не страдал от присутствия иждивенца. Говорят, он был редким задирой, пользовался успехом у дам и отличался чрезмерным пристрастием к спиртному. Оно его и погубило.
Карлики испанских королей вошли в историю благодаря работам Веласкеса. Именно ему принадлежат два знаменитых полотна – портреты лилипутов Себастьяна де Мора и Эль Примо. Оба маленьких человечка страдали детским заболеванием костей, из-за чего и не выросли. Но они были исключительно образованными людьми, относились скорее к категории шутов-интеллектуалов. Де Мора отличался огромной физической силой, немыслимой в столь маленьком теле, а списку его любовных побед мог бы позавидовать сам Дон Жуан. Эль Примо служил в королевской канцелярии и даже стал героем мелодрамы, в которой ревнивый муж убивает жену кинжалом за романтическую связь с шутом-лилипутом.