Маршальша сидела подле трюмо в своей спальне и пристально рассматривала отражение. Большое зеркало услужливо показывало ей моложавую даму с всё еще гладкой и свежей кожей, не потерявшими блеска агатами глаз, без шиньонов и без малейших признаков седины (пусть процветает лавка на мосту Сен-Мишель, где в изобилии имеются дары чувственного Востока и в том числе басма; впрочем, никому знать об этом было не обязательно). Мастера из Серениссимы* искусно поработали над стеклом, спора нет, но вдове маршала часто казалось, что всё прожитое ею - не более чем сон. Она провела пальцами по стеклу, будто проверяла. Остался след. Шарлотта видела себя отнюдь не в зеркале, а в юном лице дочери. Такой она была три десятка лет назад. Это были ее волосы, ее тело, да даже ее ноги, в конце концов. Длинные, с высоким подъемом и сухими икрами.

Она четырежды испытала родовые муки, похоронила мужа, похоронила сына, которого боготворила. Тогда от ее сердца остался лишь жалкий осколок, но в ответ на удары судьбы она лишь выше поднимала голову. Она выдала замуж старшую из дочерей и та укатила во Фландрию. Она успела испытать всю горечь вдовства, но держала спину прямо. Можно было бы спрятать волосы под вдовий чепец, фигуру под мантилью, лицо под вуаль, осесть дома или вовсе уехать в Бриссак. Однако жизнелюбие в конце концов одержало верх над болью и она продолжала жить. Махнуть на все рукой, усесться в глубокое кресло, упиваться одиночеством, взращивать морщины? Увольте. Всё больше расставлять платья? Для женщины к этому есть только одна уважительная причина - категорично считала мадам, которая всю сознательную жизнь провела при дворе. Если ты не тяжела и лоно твое пусто, то будь любезна, держи талию.

Вместо утреннего лежания в постели - холодная вода, потом верховая езда, которая делает спину крепкой, а бедра упругими, потом жесткое растирание с ароматными маслами, вместо обильной трапезы - сдержанность. Всё просто. Мадам Шарлотта и сейчас при желании могла бы надеть собственное венчальное платье. Да, как раз в возрасте Жанны она стала хозяйкой дома. "Малышка" Жанна сейчас была немного выше матери ростом и уже несколько лет как обладала  женскими формами: в церкви маршальша то и дело с усмешкой ловила заинтересованные взгляды, которые были адресованы ее младшенькой. Да, время течет, как мелкий речной песок сквозь пальцы, остановить его невозможно и это неоспоримая истина. Только существует два типа людей. Одни сетуют и вздыхают, а другие приручают время: хватают за гриву, подобно дикой кобылице, и заставляют подчиниться себе. Шарлотта принадлежала ко второму типу.

Камеристка осторожно сунула в спальню округлую мордаху, стараясь, чтобы не скрипнула дверь. Госпожа терпеть не могла, когда ее тревожат в уединении и можно было получить грандиозную трепку, если попадешь под горячую руку. Но сейчас эта белая, холеная рука сделала благосклонный жест. При этом мадам не развернулась, послышался лишь глубокий, как виолончель, низковатый голос.

- Мадлен, разыщи Жанну. Я хочу побеседовать с дочерью.

* Серениссима (итал. serenissima — «светлейшая», «сиятельнейшая»): La Serenissima, торжественное название Венецианской республики.

Отредактировано Шарлотта ла Суёр д'Эскето (2016-09-12 22:17:58)

День сегодня выдался пасмурный. С самого утра тяжелые облака затянули небо, а к вечеру дождь прибил парижскую пыль, омыл как дорогие особняки, так и неказистые домишки. Июль макушка лета и городе в это время находиться было истинным испытанием: из-за жары временами вонь становилась невыносимой, а давеча мадам натурально едва не задохнулась. Ей нужно было присутствовать при пробуждении королевы-матери, чтобы побеседовать с Екатериной, а какой-то мерзавец утром вез свою груженую телегу от ворот Сент-Оноре на рынок и перегородил чуть не всю улицу. Мало того, что мадам спешила, так покамест он давал дорогу портшезу (попробуй сделать это быстро!) ветер подул с Чрева Парижа и Шарлотта внутри едва не скончалась. Ей еще несколько часов казалось, что ее платье и волосы пахнут тухлой рыбой, не раскупленной накануне, и бараньей требухой. Сейчас маршальша полной грудью вдыхала в себя свежесть и слушала в открытое окно, как крупные капли стучат, шелестят, барабанят по листьям яблонь и вишен в небольшом саду Коссе-Бриссаков. Разумеется, в будуаре хозяйки окна выходят не на улицу, иначе невозможно было бы отдохнуть. А вот и дочь.

- Проходи, дитя мое, - мягко обратилась к дочери маршальша и поднялась из своего кресла. Проплыла пару шагов навстречу, благодушно протянула ей руку.

- Я хотела с тобой поговорить.

Не стоит из ее обращения делать выводы, что мадам относилась к племени матерей-квочек. Далеко нет. Сейчас она нарочно выбрала доверительный тон и обратилась к дочери на ты, однако ставила себя всегда так, что дети ее уважали. Когда остаешься с отпрысками одна, без поддержки, то у тебя возникает столько неотложных дел, что непросто уделять им слишком много времени. Дом, поместья - всё это было необходимо держать твердой рукой. И это не считая того, что почтенная вдова вернулась к обязанностям придворной дамы, еще будучи в трауре. Как одна смертная женщина может управиться?! Нет, мадам де Коссе исправно выполняла материнский долг. Сыновьями в свое время преимущественно занимался муж - когда он не находился в очередном военном походе. Незабвенный Шарль помимо службы на благо Франции успел дать мальчикам превосходное образование. Он так гордился их успехами! Особенно Тимолеоном. Языки, история, литература, воинские искусства... Всем этим они хорошо владели. Мадам Шарлотта в свою очередь держала под четким контролем воспитание двоих барышень. Она всегда знала, что с ними происходит, и строго спрашивала с гувернанток и учителей. Ее дети должны быть лучшими и оправдывать свою фамилию. В этом она видела святую обязанность перед супругом и самой собой.

- Присаживайся, - мадам опустилась на мягкую, обитую бархатом кушетку и сделала дочери знак, - беседа будет основательной. Ты уже вошла в тот возраст, когда можешь занять свое место при дворе. Я сегодня говорила с королевой Наваррской, и та сказала, что будет рада видеть тебя в своей свите. Ты понимаешь, что это значит, Жанна? - маршальша слегка прищурилась и двумя пальцами приподняла личико дочери за острый фамильный подбородок.