Одну ночь переночевали благополучно, ряды наваррской свиты в Лувре не поредели - вопреки ожиданиям некоторых, считавших, что мышеловка должна была захлопнуться. Впрочем, эти же бдительные сотоварищи юного короля продолжали нагнетать обстановку предположениями о том, что всё еще впереди, и к подтверждению своих догадок приводили в пример предстоящий праздничный ужин, явный повод для необходимости обратиться в строгий пост. Подобное настроение способно было повергнуть в уныние кого угодно - кроме тех, кто отдает предпочтение другим, более приятным грехам. Ближайшему окружению наваррского государя были известны его греховные предпочтения, в число которых, разумеется, не входили ни чревоугодие, ни уныние. И всё же, если не уныние, то тревога была не чужда Наварре, и дабы развеять её, он старался провести этот день подальше от пессимистично настроенных соратников в обществе ближайших друзей, адмирала и сестры. Друзья старались поддержать своего короля по мере своих талантов, Колиньи сумел уверить Генриха в искреннем расположении к нему Карла, а Катерина - в дружеском великодушии Маргариты. Как дерево питается соками земли, так Наварра жил поддержкой своих близких.
Назначенный час приближался, гул голосов, наполнявших несколько минут назад весь Лувр, рассеивался теперь в трапезной зале, куда по почти опустевшим коридорам спешил и Генрих в сопровождении друзей. А на месте назначения уже ждали и Адмирал, и малышка Катерина, за которым и ради которой юный гасконец был готов и обязан поспешить не то что навстречу судьбе, а и к чёрту в пасть. Король Франции, невеста Маргарита, сплетни о любовниках, интриги принцев - бог с ними, и море по колено. Есть друзья и вино, так будем же пить и веселиться!

Оказаться за королевским столом было хоть и неожиданностью, но неожиданностью, в некотором роде приятной для гасконского самолюбия. Правильнее сказать, это свита короля наваррского встретила ситуацию одобрительно: вот, мол, наш-то - сам Карл его к себе позвал (кроме тех, кто додумывал мысль "как бы чего не вышло"). Сам же Генрих был несколько обескуражен. Он уже было настроился на дружескую пирушку, словно нет здесь французского двора, когда Карл подошел к нему и позвал с собой. И вот, вместо компании друзей, юноша оказался в компании семейки Валуа.
Стоит ли говорить, что на новом месте Наварра почувствовал себя неуютно, ведь не далее чем вчера для него эта семейка представлялась змеиным гнездом, и пожалел, что не может, словно Самсон, обрушить на это гнездо стены дворца. Интересно, присутствие друзей, сестры, удержало бы от такого самоубийственного подвига? Впрочем, наверное они знали бы о такой затее заранее и отсутствовали бы...
- Что задумались, друг мой? - видимо, вслед за этой фантазией Генрих на пару мгновений ушел в себя. Окликнувший голос Карла был искренне добродушен и беспечен.
- Ваше величество, оцениваю новую диспозицию. - Наварра взял бокал и улыбнулся, тоже умело имитируя беспечность. - Не могу разделить ваших сожалений о том, что стол не круглый. Рядом с очаровательной Маргаритой я счастлив сидеть хоть за достарханом*.

Гасконец поднял бокал, приветствуя этим жестом нареченную невесту, которая не могла не слышать его последних слов, произнесенных в том числе для неё, и, пригубив вино, откусил кусочек сыра.

Отредактировано Генрих Наваррский (2014-08-30 14:50:35)

- Ну так вы, дорогая сестра, это и исправите... И черт бы меня побрал, но такой трофей стоит чтобы за него очутиться и на поле битвы, - Карл одобрительно скользнул взглядом по округлостям своей сестры, - Не правда ли, дорогой кузен? - усмехнулся король,  бросив взгляд на беарнца, - Так что смелее, друг мой, смелее. Женщины любят храбрых, не так ли сестрица? - снова насмешливо взглянул он на Маргариту и потянулся к блюду на котором лежали румяные, поджаренные цыплята посыпанные мелко нарезанной зеленью и измельченным чесноком.

- Ну что притихли? - поинтересовался молодой человек, впиваясь зубами в мясо цыпленка,  и следя при этом взглядом за бордовой струйкой молодого вина, которым, почтительно согнувшись, наполнял сейчас его бокал королевский виночерпий. Журчание виноградного напитка отвлекло короля от насущных дум. И взяв жирными пальцами только что наполненный бокал, Карл с наслаждением осушил его в три глотка.

- Еще, - отрывисто бросил он виночерпию, снова вгрызаясь в жареного цыпленка.

"Что притихли, что притихли... Аппетит разыгрался," - мысленно ответил Генрих Карлу, дожевывая кусочек сочного рулета и намереваясь огорчиться тем, что создается впечатление, будто тут и поесть спокойно не дадут - надо развлекать французское величество беседами. А как насчёт нормально выпить, да не просто так, а чтоб от души?..
Что ж, от души так от души. Осушив свой кубок и видя нерешительность своей нареченной в разговоре с Карлом, Наварра взялся ответить на свою часть вопроса короля.

- Трофей желанный, ваше величество. И я слышал, что битва за него весьма вероятна, но захватил с собой только шпагу, в надежде, что дело обойдется без артиллерии.
Молодой король обвел взглядом сотрапезников - где соперник? Маргарита, конечно, только что попросила не верить слухам, но простите великодушно, лицемерить мы пока еще не научились.

Отредактировано Генрих Наваррский (2014-08-26 16:51:15)

Генрих с вниманием слушал очаровательную кузину, с удовольствием - её голос и с любопытством рассуждения. Но под конец этих рассуждений он яростно вонзил вилку в паштет, чтобы там и оставить. Тарелка жалобно скрипнула, серебряная вилка согнулась, и расторопный слуга сразу же заменил приборы.
Никто не смеет мужчину тыкать носом в матушкино решение, как котенка в лужу! Вот, пора начинать учиться лицемерию - надевать на лицо насмешливую улыбку, когда не смешно.

- Моя милая кузина, в ваших умозаключениях вы, кажется, забываете, что две женские подписи хоть и играют важную роль, но решения принимают мужчины. - Поймал мысль за хвост, и лукавство стало непритворным. -  Соглашение наших матерей было лишь началом дела. Брачные союзы на нашем с вами уровне обязаны быть плодовиты, а потому я оставляю за собой право сказать одно из последних слов в этом политическом и тем более любовном диалоге.

- О, милые голубки уже сговорились... Вот так и будете ворковать целыми днями. Ну а по ночам, разумеется, начнете делать наследников Наваррской короны, - чуть глумливо заметил Карл, - что ж, приятно видеть такое единение.

Молодой король обвел глазами всех сидящих за столом, включая Маргариту, Бурбона и отставленного недавнего жениха из Лотарингского дома. Задержавшись на лице Анри де Гиза, чуть насмешливый взгляд Карла переместился на его наваррского тезку.

- Вот ведь, дорогая моя сестрица, какой удачный выбор для тебя сделали мы с матушкой, - заявил уже немного подпивший монарх, - По сердцу и ты ему, и он тебе. Видишь, как мы тебя любим? Какого тебе нашли муженька! Еще и свадьбы не было, а вы уже воркуете, как на голубятне по весне...

При этом правитель Франции не забывал налегать на жареную баранину, обильно запивая ее густым красным вином из чеканного кубка.

Сидя подле Анжуйского, Невера и Гонди, Лотарингец вел с ними беседу вполголоса. Возможно, не ему одному казалось, что этот маскарад слишком далеко зашел. И не он один замечал, насколько вызывающе ведут себя протестанты в столице, едва успев перенести ногу через порог. Впрочем, это ничуть не удивляло. Если они пожелали собственную монету и независимые территории, то с какой бы стати им выказывать уважение к столице королей? Они держались не как сопровождение Наваррского, маленького Анрио, а как авангард, и это бросалось в глаза каждому, кто более ли менее был зряч.

Делали ставки на то, как будут развиваться события дальше и насколько хватит Карла, которому "отец" Колиньи уже давно навязал свою волю. Люди такого нрава как король довольно скоро начинают опасаться тех, кто слишком приближается к ним, пугаются собственного положения, в которое сами же себя загнали. Пылкая привязанность перерождается в ненависть. Чем сильнее Адмирал давит на Карла, тем ближе его закат. Второго возвращения ко двору не будет.

От Адмирала перешли к Беарнцу. Лис в гасконской шкуре. Шерсть вздыблена, нос по ветру, уши слышат каждый шорох. И верно делают. Несколько мест отделяет Гиза от Величества. Как и требует его положение, он сидит рядом, но и не вплотную: это удобное место, так можно и наблюдать за королем и самому поговорить с тем, кем считаешь нужным, покамест Карл обхаживает новоприбывшего.

Придворная жизнь давно научила сына Меченого кожей чувствовать взгляды и делать несколько дел одновременно без ущерба для каждого из них, как то - говорить и слушать. Тем более что Карл не привык понижать тона, да и Наварра был не из шептунов. Насмешливый взгляд Карла хоть и искал на лице Гиза следы гнева или раздражения, но не нашел их. Лотарингец улыбался. Нескрываемая ирония в словах Маргариты была слышна даже на другом конце стола. В этом союзе почти столько же мезальянса, сколько и в сравнении Маргариты с убогой.

- Если, конечно, придет папская булла, дорогой кузен, или ваш тост может остаться не исполненным, а мы все - без голубиных торжеств. Поверьте, мы все будем весьма опечалены, если вам придется вернуться в Наварру ни с чем. Наш новый Святой Отец, избранный в мае, всё еще раздумывает над ходатайством и покамест не прислал своего дозволения в связи с родством и разницей вероисповеданий, - громко заметил Гиз со своего места на очередной бахвальский  жест Беарнца.

Отредактировано Генрих де Гиз (2014-08-27 09:08:00)

- Я сказал только то, что я сказал. Не больше и не меньше, - чем более ледяной была усмешка, тем выше была поднята голова принца Жуанвиля.

"Меньше" явно было значимей в этой фразе, судя по расставленным акцентам.

- Откуда же мне знать, что нарисует ваше богатое воображение, Наварра? Видите ли, я знаю лишь то, что известно всем, а чужая душа потемки. Но не стоит так пылко воспринимать мои слова, эк вас задело! Как я могу посягать на такое святое понятие, как родство с государем Франции, - легкий, почтительный кивок в сторону Карла, - когда это то, что вы имеете законное право с гордостью демонстрировать? Это было бы с моей стороны не только неучтиво и кощунственно, но и просто не по-братски по отношению к вам. Естественно, поддержу, как же иначе? - тонкая улыбка дополнила чуть снисходительное выражение в спокойном голосе и прямой взгляд серых глаз, длинные аристократичные пальцы сжали ножку кубка и приподняли его.

В самом деле, кого же удивит, что маленький Анрио так трепетен к родству с королевским домом, единственному своему достоянию? Как можно отнять у дитяти конфету? Пусть носится с этим сколько угодно, как и с титулом короля при королевстве размером с герцогство. Менее всего правнук Людовика XII и потомок Лотаря собирался меряться с Беарнцем генеалогиями, какой бы любопытной наукой ни была геральдика.

Выкрики с гугенотской половины оставили его абсолютно бесстрастным, как если бы несколько шавок на улице облаивали его коня. Гиз даже головы в их сторону не повернул. Однако со стороны католической раздался возмущенный ропот. Припомнили и Васси, где гугенотов поучили блюсти приличия и не высовываться где не надо, и Жарнак и Монкотур, которые помогли малость поумерить их спесь. Даже присутствие короля Франции не могло заставить молча сглотнуть этот оскорбительный шелест против короля Парижа.

Отредактировано Генрих де Гиз (2014-08-30 13:22:26)

Хмель брал своё. Вернее, уже давненько наложил лапу на чужое, а именно - на разум Генриха. И не только его, но и многих присутствующих, что можно было бы понять из поведения мужчин, распаленных дискуссиями о политике и религии, и женщин, ласковых с теми мужчинами, кого политика не интересовала.
Итак, Беарнца покидал разум, оставляя чувства полноправными владельцами рассудка. Чувств было всего два: любовь и ненависть - но сколь яростными были эти чувства! Он ненавидел всё вокруг. Этот дом, за то что он - пристанище разврата, этих женщин, за то, что они полны сладострастной фальши, этих мужчин, за то что открыто ненавидят друг друга, едва ли не хватаясь за шпаги, себя, за то, что желал и не мог быть среди тех мужчин. И больше всех ненавидел семью Валуа, серпентарий, яд которого убил королеву Жанну. "Мама, прости мне эту любовь", - любовь к принцессе Валуа, сжигавшую всё его нутро. Казалось, этой девушки не касается окружающая мерзость - ни ненависть, ни разврат; она, как и в начале застолья, оставалась ровной и рассудительной, продолжая поддерживать разговор с собеседниками в том же, что и прежде, философском и ироничном духе. Сто тысяч раз в секунду Генрих сдерживал готовый сорваться с уст крик о страсти, и неуверенно надеялся, что его честное лицо не выдаст этих усилий.
Едва по окончании трапезы Маргарита поднялась со своего места, Генрих тотчас оказался рядом. Если бы глазами можно было говорить, "я хочу тебя" - сказал бы ей его взгляд. Да не просто "хочу", а "сейчас же".
- Сейчас, - сказал он продолжение этой мысли, и во хмелю не сразу понял, что говорит вслух и ЧТО именно он говорит вслух.