А снегопад всё продолжался - если можно так назвать сие природное явление. То были редкие отдельные крупные снежинки, напоминающие мелкие перья. Будто там, наверху, Всевышний взбивает  пуховую подушку увесистыми кулаками. Холодные белые хлопья падали на лицо, на ресницы и таяли от тепла кожи и дыхания.

Франсуа, признаться, не разделял общего восторга от внезапного изменения погоды. Эти снежинки удивительно напоминали его собственные надежды стать когда-либо хоть сколько-нибудь значимым. Такие же хрупкие - одно дуновение и их вовсе нет. Исчезли. Испарились. Словно никогда и не было.

Там, в главном мезьерском соборе, присутствуя на венчании брата с этой австриячкой, он как никогда четко понимал - это приговор. Вечный принц. До последнего вздоха. Что толку в том, чтобы быть сыном короля, когда ты, сколько себя помнишь, всегда последний? Какая насмешка. Горели тысячи свечей, хор все сравнивали с пением ангельского сонма. Для такого случая собралась целая уйма самых титулованых священнослужителей. Один другого осанистее. А для герцога, одетого в торжественно-праздничный серебристый костюм, украшенный жемчугом и подбитый мехом рыси, та "Gloria"*, которую провозглашали новобрачным, звучала самым мрачным похоронным звоном. Эта новоявленная "сестрица" Елизавета, хоть и кажется особой эфемерной, куда крепче, чем можно подумать - выкарабкалась из довольно серьезной болезни. По-французски наша новая королева ни гу-гу, но это ей, уж конечно, не помешает в скором времени, как полагается, произвести на свет здорового крикуна-сына, который потеснит Генриха в очереди. Это уж к гадалке не ходи... А уж о нем самом-то что говорить? Это значит, что он, Франсуа, окончательно и бесповоротно станет абсолютно никем. Хотя, казалось бы, куда уж больше?.. Второй принц при двух старших здоровых братьях. Сердце тоскливо сжалось - не жалеть себя в подобной печальной ситуации было весьма сложно, а губы сами складывались в кривоватую усмешку при виде того, как Карл ликует.

Выкрик брата заставил младшего принца резко вынырнуть из пучины собственных мыслей и чуть округлить карие, как у всех Валуа, глаза.

- Ваше Величество имеет ввиду в снежки? - протянул Франсуа, выпустив при этом облачко пара с губ и ковырнув снег мыском сапога. Покосившись на остальных, он легко прикинул, насколько он сам физически слабее того же здоровяка-Гиза и уже соображал, как бы половчее увильнуть. Подобного рода игра, в которой он заведомо проигрывал, его ничуть не вдохновляла.

*Слава (лат.)

Отредактировано Франсуа де Валуа (2014-01-18 23:36:59)

- Вы выдаете желаемое за действительное, дорогой брат, и я вам это охотно докажу! - моментально отозвался Франсуа. Несомненно, младший принц не являлся средоточием всех возможных талантов и гением он не был, однако он всё же и упражнялся и в фехтовании и в стрельбе и во всём остальном, в чем следовало молодому дворянину, тем более его положения - так что у него хватило сноровки в последний момент пригнуться, так чтобы снежок скользнул по макушке.

Признаемся честно - сперва перспектива столь ребяческого развлечения мало его вдохновила. А сказать честнее - не вдохновила ни капли. Но сейчас... Сейчас при взгляде на Генриха его богатое воображение не на шутку разыгралось и он вдруг живо представил, как эту высокомерную физиономию украсил бы отличный фингал под глазом - этакий багровый, с фиолетовым отливом, освещающий всё кругом. Чтобы не скрыть никакой пудрой. Ох, он много дал бы за эту картину и получил бы такое удовлетворение! Если ему самому не удастся столь метко отправить снежок, может, у Гиза получится?.. Нет, синяк на физиономии Карла смотрелся бы ничуть не хуже. Но всё-таки прицельно запускать снежок в короля - как-то не комильфо, пусть даже Карл сам против того, чтобы с ним миндальничали. Это может быть чревато - так подсказывала Франсуа его осторожность. Мало ли, как изменится настроение Его Величества. А вот Генриха украсить сам Бог велел. Тем более, что он своей внешности уделяет несравнимо больше внимания, чем ныне правящий монарх, а значит, эффект будет несравнимо больше. И за лицезрение этого эффекта принц готов был даже пренебречь тем фактом, что Анжу имеет превосходную память и на такую шутку может отлично ответить.

Однако необходимо было не только атаковать, но и обороняться, в противном случае, перспектива заполучить украшение грозила уже противоположной стороне. Так что ответив на выпад дофина не слишком прицельным броском, Алансон вместе с кузеном лихо принялся за сооружение защитного вала.

Отредактировано Франсуа де Валуа (2014-02-27 21:50:40)

- Право слово, Франсуа! Не будьте таким скучным. Могли бы хотя бы притвориться раненым, чтобы доставить нам удовольствие.

Ответная атака младшего брата оказалась не особо убедительной, Генриху даже не пришлось уклоняться от нее – снежок упал прямо у его ног, лишь припорошив носки его сапог, которые, к слову, уже успели пострадать от навалившего по щиколотку снега. Заметив это, Анжу вздохнул про себя и сокрушенно подумал, во что же в ближайшее время превратятся его роскошные, подбитые мехом одежды, не говоря уже о том, на кого он будет похож по завершении снежной битвы. Что ж, по крайней мере, у него есть блестящая возможность учинить своего рода расправу над братьями и Гизом, который уже вовсю на пару с Алансоном сооружал защитный вал.

Генрих огляделся и выбрал место для строительства собственной крепости. Только он принялся за ее возведение, как над головой  у него просвистел снежок, запущенный Шарлем.

- Уверен, вы способны на большее, сир! – задорно прокричал брату Генрих и запустил ответный снежок. – К тому же с вашей стороны это не очень разумно – воевать против меня, в то время как мы бы могли вместе послужить Франции, - при этих словах он предпринял атаку на Гиза и Алансона.

Тирада Гиза была воспринята Анжу не иначе, как бездарное словоблудие.

- Однако каким хрупким представляется ваше семейное счастье, Гиз, раз оно зависит от такой примитивной вещи, как игра в снежки! – с издевательским снисхождением громко заметил Генрих. Этим он не только парировал выпады кузена, но и пытался остудить горячие головы всех троих. Молчание Алансона подсказывало ему, что младший брат мог так же как и Анжу не разделять общего восторга по поводу этой детской возни. Воистину, сидят по пояс в снегу, копаются в нем, лепят что-то и радуются, как слабоумные.

- Осторожнее, ваше величество, этот шустрый интриган вам даже слово не дает вставить, - предостерегающе заметил Генрих, обращаясь к Карлу, - как бы дрозды не нагадили в сад лилий… но вы, конечно, все еще можете помочь мне отстаивать семейную честь. Кто знает, может и Алансон в самый ответственный момент вспомнит, кто он и размозжит о голову Гиза здоровенный снежный ком, который, волею судьбы, окажется настоящим камнем?

Герцог Анжуйский продолжал возводить собственную крепость. Делал он это поспешно, но основательно. О красоте сооружения не приходилось беспокоиться – на «войне» это не главное. К тому же Анри рассудил, что чем раньше они приступят к основным «боевым действиям», тем быстрее закончат. Ему не терпелось скорее очутиться не столько в более комфортной обстановке, сколько в более приятной компании. 

Атака противника не заставила себя ждать. Уклоняться от обстрела было не трудно, но необходимо было также и отвечать на него. Количество готовых снарядов не внушало больших надежд - пока хватало, но он не отказался бы от еще одной пары рук. Бросив быстрый взгляд на Шарля, Генрих решил, что король так никогда и не проявит себя в военном деле. И речь шла не об этой детской войнушке, а о реальных сражениях. Карл был охотником, но не более. Ни стратегом, ни рыцарем он не был. И это проявлялось даже сейчас, в такой, на первый взгляд, непоказательной, даже игрушечной ситуации.

- У тебя, любезный братец, тоже общее с Македонским только имя данное тебе при рождении, - с презрением  вернул Карл брату злую шпильку, - И мы-то знаем, что и Жарнак, и Монконтур за тебя планировали другие, ты лишь мечом махал. Сам же ты там отличился только в доблестном убийстве папаши Конде после сего сражения... Правда на тот момент он был ранен и связан. Но настоящего воина такое не остановит, - выплюнул Карл в сторону брата, лепя крепкий снежок.

Он и сам не мог объяснить себе почему его так раздражает это по девически нежное лицо с бархатистым румянцем. Объяснить все это детской ревностью было бы слишком просто. Карл, как и любой принц крови рос отнюдь не за матушкиной юбкой и гувернеров своих видел чаще, чем  родителей. И  как  любой принц и дворянин считал это нормой. Скорее дело тут было в ином - воин, охотник, мужчина познавший вкус крови на клинке и  ярость погони в душе всем свои существом подсознательно презирал своего брата ухитрившегося не взирая на пусть и недолгий, но личный опыт битв остаться по сути балованным, эгоистичным и изнеженным ребенком. И как всякое балованное дитя не ведающим иного закона кроме своего минутного желания.

Замечание же про то, что Карл больше рвется к победе как Михаил Архангел, снова рассердило Карла.
- Богохульник и дурак, - подумал король про брата, не удостаивая того ответом. Да и что он мог ему сказать в ответ? Очередную грубость? А толку-то...
- Мало пороли в детстве, вот и выросло... - зло прищурился монарх, откидывая прочь от себя мысли о своем младшем брате.

Отредактировано Карл IX Валуа (2014-03-30 15:47:55)