Рене сидела за небольшим письменным столом, напрягая зрение и мозги. Бархатный халат с золотой вышивкой на воротнике и манжетах окутывал стройное обнаженное тело женщины. Ее лицо было нахмуренным и сосредоточенным, волосы беспорядочным золотым потоком струились по спине и плечам.

Монсеньор, писать к Вам меня побудило лишь беспокойство о чести Вашей светлости. И, поверьте, столь дерзкий поступок объясняется лишь тем, что мне доподлинно стало известно о том несчастье, что угрожает Вашему Высочеству бесчестьем. Вы вправе усомниться в правдивости моих слов, но, если решите узнать больше, то Вас будут ждать в гостинице "Три короны" сегодня в полночь.

Шатонеф откинулась на спинку стула и отложила перо. Подпись она решила не ставить. В том, что Конде явится, бретонка не сомневалась. Теперь нужно было тщательно продумать то, что она собирается сказать принцу крови, ибо если ее доводы не будут для него убедительными, эта интрига может иметь плачевные последствия для нее самой.
А как же Анжу? Что будет с ним?
Эта мысль резанула сознание обиженной женщины. Резко выпрямившись, Рене схватила письмо и уже намеревалась разорвать его на части. Но что-то в груди кольнуло, заставив ее остановится.
Я пыталась. Видит Бог, я пыталась его простить, понять! Но кто поймет меня?! Кто залечит рану, которую он так жестоко мне нанес?!
Перед глазами графини сразу же возникла картинка из маскарада. Он искал не ее... Назвал чужим именем... Она стерпела, сжала свою гордыню в кулак и засунула подальше. И что? Ни облегчения, ни успокоения ей это ни принесло. Ее предали, променяли. Гордый, взрывной темперамент Рене не мог с этим смириться, как ни старайся.

Сложив письмо, Шатонеф встала и подошла к двери. Отворив ее, она сразу же столкнулась взглядом со слугой того, кому предназначалось сие послание. Рене подкупила молодого парнишку лукавым взглядом, многообещающей улыбкой и, естественно, парой звонких монет. Бретонка протянула пареньку письмо и произнесла, глядя ему прямо в глаза:
- Только лично в руки. Ты понял меня?
Его похотливый взгляд, ощупывающий те части тела, которые не прикрыл халат, говорил красноречивее любых слов. Лицо пажа сделалось пунцовым, а пересохшие губы он то и дело облизывал языком. Рене проигнорировала столь откровенную демонстрацию желания и снова вернулась в свою комнату. Теперь оставалось выбрать подходящий наряд и ждать.

Отредактировано Рене де Рье (2013-11-25 15:34:06)

Рене прибыла в гостиницу за час до назначенного времени. Ее лицо скрывала маска, сама же бретонка была закутана в темно-синий плащ, капюшон которого покрывал ее светловолосую голову. Комната для нее уже была приготовлена, персонал подкуплен, поэтому все обещало пройти как нельзя лучше и, главное, скрытно.
Отворив дверь, Рене очутилась в просторной комнате, обставленной не слишком изысканной, но вполне добротной мебелью. Посреди стояла впечатляющих размеров кровать, со свежими, чистыми простынями. Вообще здесь было чисто, уютно и довольно просторно. Возле окна стоял небольшой столик с двумя стульями. На одном из них и расположилась Шатонеф, сняв плащ, но оставив на своем лице маску. Для этой встречи бретонка выбрала черное, обшитое галуном и мелким жемчугом платье. Черный цвет всегда шел голубоглазой блондинке Рене, безупречно подчеркивал цвет ее кожи, придавал ей элегантность, смешанную с некоторой долей таинственности.
Сложив затянутые в перчатки руки перед собой, Шатонеф глубоко вдохнула, пытаясь справится с нарастающим волнением. Дрожь в теле постепенно усиливалась, грозясь перерасти в настоящую панику.
Ей, во чтобы то ни стало, нужно взять себя в руки и, к моменту прибытия Конде, научиться вести себя непринужденно и беспечно. Во-первых, принц понятия не имеет, что здесь его ждет женщина, а, во-вторых, не известно как он отреагирует на ее слова.
Будем надеяться, что он умеет держать себя в руках, - вздохнула Рене. 
В стройные мысли де Рье снова ворвались сомнения и совершенно непрошенное опасение за жизнь Анжу. Как бы она ни злилась, как бы ни ревновала, внутри нее все еще жила надежда, что однажды, возможно, он снова к ней вернется. А если так, то возможно эта авантюра огромная ошибка. Ведь узнай об этом Генрих... Рене содрогнулась, попытавшись представить его реакцию. Она все еще любила этого человека, хотя, признаться, это чувство начинало выводить ее из себя. Ей до смерти надоело искать его одобрения даже после того, как он предпочел ей другую. Ей опостылело просыпаться среди ночи от того, что он снова ей приснился. И потом до утра лежать, ни в силах сомкнуть глаза. Рене разрывалась. Она лелеяла в себе надежду на возобновление их романа, но в тоже время мечтала избавиться от своих чувств к нему. Это угнетало, мешало нормально жить и трезво мыслить.

Хватит! - мысленно крикнула графиня. - Довольно! Сколько можно уже! Только и думаю - Анжу! Анжу! Генрих, любимый! А что он сам? Он-то совершенно обо мне не думает! Ему ведь на меня плевать!
Ни в силах усидеть на месте, Рене вскочила и стала нервно расхаживать по комнате, проклиная бывшего любовника, его нынешнюю пассию, саму себя. Немного успокоившись, она подошла к окну и стала всматриваться туда, откуда вот уже совсем скоро должен появиться Конде.

Рене стояла у окна, поэтому видела подъезжающего принца с охраной. Это позабавило бретонку.
Знал бы, на встречу с кем отправился, взял бы с собой побольше.
Дрожь в теле, донимавшая ее все это время, странным образом исчезла, уступая место холодному расчету и сосредоточенности. Шатонеф не шевелилась, продолжая стоять спиной к двери, не зажигая свечи, даже когда на лестнице послышались тяжелые мужские шаги.
- Есть кто живой? - приятный мужской голос все же заставил Шатонеф обернуться и выйти из тени. Молча она подошла к столику и зажгла свечу.

- Добрый вечер, монсеньор, - тихо произнесла Рене, держа свечу возле своего лица, которое, к слову, все еще скрывала маска.
Затем она отошла от Конде и, пройдясь ко комнате, зажгла еще несколько свечей и пару подсвечников. Пространство моментально залил мягкий, обволакивающий свет. Теперь Рене и принца разделяли всего несколько шагов.
- Я благодарна, что вы откликнулись на мое письмо, - меж тем беспечно продолжала Шатонеф, уже протягивая Генриху бокал с вином.

Отредактировано Рене де Рье (2013-11-26 20:42:12)

Рене отметила, что принц не спешит отпить из бокала. Осторожничает. Ну что же, реалии его жизни таковы, что опасность подстерегает буквально на каждом шагу. Значит, нужно продемонстрировать Конде, что в ее обществе ему ничего не грозит. Разве что от сквозняка продует.
Шатонеф потянула за шелковые ленты и маска скользнула вниз, на пол, открыв безупречное лицо, с тонко очерченными скулами, открытым взглядом, не пухлыми, но правильной и соблазнительной формы губами, прямым носом и, словно нарисованными, резко контрастирующими с золотыми волосами, бровями.
- Мадемуазель де Шатонеф к Вашим услугам, - слегка склонив голову, представилась Рене, демонстративно подняв бокал и сделав небольшой глоток. - Немного в горле пересохло, - пояснила женщина.
Она стояла перед ним, смотрела прямо в глаза и пыталась понять, какие же чувства вызывает в ней этот мужчина. Не красавец, в типичном понимании этого слова. Но что-то есть в его глазах, в его голосе, манере держаться... Рене и сама не могла понять, что же именно, но это что-то влекло, притягивало, заставляло снова и снова возвращать свой взгляд именно к нему. Если сравнивать с Анжу... Хотя нет, к черту! Никаких сравнений!
- Признаться, идею встретиться с Вами я вынашивала в своей голове очень долго. И это решение далось мне нелегко.
Солгала. Эта мысль пришла к ней спонтанно и буквально сразу же приобрела форму письма, посланного Конде в полной секретности.
- То, что я хочу Вам рассказать... - Шатонеф замялась, пытаясь правильно подобрать слова. Откровенно говоря, она слегка терялась под его взглядом. Привыкшая к множеству мужских глаз, поедающих ее, как только она появлялась в поле их зрения, Рене была уверена, что смутить ее просто невозможно. Ошиблась. Досадно. Не хотелось бы выглядеть перед этим мужчиной растерянной девицей. - Давайте присядем, - предложила графиня, жестом указывая на два стула, стоящих у окна. - В ногах ведь нет правды, а разговор наш будет долгим и трудным.
Она первая устроилась на стуле и повернула голову туда, где все еще стоял принц. Рене очаровательно улыбнулась ему и взглядом позвала присоединиться.

Отредактировано Рене де Рье (2013-11-26 23:46:49)

- Вы себя явно  недооцениваете, - лукаво улыбнувшись, ответила Рене на реплику Буробона о его скромной персоне.
Еще один глоток  вина для нее был явно не лишним. То, что она сейчас собиралась сделать, некоторые расценили бы как предательство или месть. Сама же Рене до сих пор не могла понять, кому  именно мстит и предает ли того, кому обещала быть верным другом? Дело в том, что бретонская роза Шатонеф славилась не только своей красотой и умением постоять за себя не хуже любого мужчины, но и тем, что умела ценить настоящую дружбу. Она всегда считала, что предательство любимого - это рана, которая рано или поздно затягивается, оставляя на память лишь шрам. Пока сама не получила такую рану. Она никак не заживала, не затягивалась, гноилась и причиняла ей невыносимые страдания.
А что же делать, если любимый и друг - теперь одно лицо? И это самое лицо предало ее, а потом решило стать  другом?
Рене невольно поежилась, осознавая растерянность, в которой сейчас находилась. Еще эти глаза... Конде смотрел на нее так, словно все о ней знает, видит ее насквозь, читает мысли. От такого взгляда обычно хочется укрыться или хотя бы прикрыть рукой глаза.
Понимая, что от нее ждут ответа, Шатонеф решила более не ходить вокруг да около. Еще не хватало, чтобы он подумал, что она врет или струсила!

- Я расскажу Вам одну историю, - плавно, словно нараспев, начала бретонка. - Когда-то, не так давно, одна девушка влюбилась в прекрасного юношу, который, к слову, оказался принцем. Их любовь росла с каждым днем, они буквально не могли и дня прожить друг без друга. Принц даже отказался жениться на одной королеве, только бы не расставаться с любимой.
Рене чувствовала как воспоминания накатывают снова и снова, заставляя ее погружаться в прошлое все сильнее.

- И все бы хорошо, - "выныривая" из мыслей, продолжила Шатонеф, - но, как Вы сами знаете, это только в сказках бывают счастливые финалы. В жизни все намного прозаичней. Как думаете, что случилось? - спросила Рене. - Я Вам отвечу - появилась другая. Все просто, монсеньор! И вот с этого момента начинается самое интересное. Для Вас.

Шатонеф блеснула глазами, но продолжила свой рассказ:
- Прекрасный принц решил разорвать отношения с той дамой, ради другой, которая, между прочим, отвечает ему взаимностью. И вот здесь бы могло все закончится и для некоторых даже вполне счастливо. Но, как говорится, на чужом несчастье своего счастья не построишь. Та другая, которая нагло увела принца у девушки, несвободна. А, если быть уж совсем точной, замужем.

Рене внимательно наблюдала за Бурбоном. Если она правильно рассчитала, то он уже вполне мог догадаться, о ком она говорит. Этот мужчина был не красавец, но далеко не глуп, даже чертовски сообразителен. Промаха быть не должно.

- А что же та девушка? - откинувшись на спинку стула, скорее сама у себя спросила бретонка. -  Она все еще любит своего ветреного принца и очень переживает за него, ибо его увлеченность замужней женщиной (особенно, если понимать, кто ее муж), ни к чему хорошему не приведет. Любовь и глупость всегда ходят рядом, рука об руку, ваше высочество. Именно поэтому я здесь. Да и Вы тоже.

Шатонеф замолчала, снова сделала небольшой глоток и улыбнулась Конде.
Давай-давай, соображай, милый! - пронеслось в голове у женщины. - Вот уж не пошла вокруг да около, ничего не скажешь!

Отредактировано Рене де Рье (2013-11-27 19:54:07)

Когда рука принца с грохотом опустилась на столешницу, внутренне Рене содрогнулась, к сердцу подполз ледяной ужас и сдавил его так сильно, что на мгновение оно остановилось. Внешне же она оставалась спокойной, ничем не выдав своего страха.

- Хорошо, я скажу  прямо, хотя уверена, вы и так все поняли.- вмиг сделавшись серьезной, произнесла Шатонеф. - Лувр, конечно, может быть грязным и развратным местом, в нем могут плодиться самые ужасные и нелепые слухи и сплетни. Но к нему просто нужно привыкнуть, - пожав плечами, отвлеклась де Рье. - И многие считают нас, тех, кто обитает там - падшими и ни на что не годными людьми. К таким, видимо, относитесь вы и вся ваша семья. Верно? - изогнув бровь, спросила Рене. - Я вынуждена вас огорчить, монсеньор. Ваша жена думает иначе. Простите мою дерзость, ради всего святого. Простите, что говорю вам это, но именно в Лувре ваша жена нашла того, кто дорог и мил ее  сердцу. Прошу, не думайте, что я обманула вас или ввела в заблуждение. Мне бы хотелось, поверьте, очень хотелось, чтобы это было неправдой. Увы. 

Теперь Шатонеф не играла, не травила байки и не улыбалась. Она смотрела прямо в глубокие серые глаза этого мужчины и откуда-то изнутри поднималась волна сочувствия. Нет, не жалости, ни в коем случае! Такие, как Бурбон, не терпят к себе жалости. Но именно искреннее сочувствие светилось в голубых глазах бретонки. Она понимала его. Понимала даже больше, чем он мог себе представить. Ей бы очень хотелось хоть как-то подсластить эту новость, но, увы, тут она была бессильна. Такое бьет по голове и сердцу так, словно с неба падает огромных размеров булыжник, а ты стоишь и смотришь. Знаешь, что нужно отбежать в сторону, хочешь оградить себя от этого, но не можешь. Просто стоишь и смотришь, как он летит на тебя и ждешь удара, отчетливо понимая, что сейчас будет ужасно больно.

- Если вам нужно все обдумать, если нужно остаться одному, то я покину вас, ваше высочество, - нарушая тишину, отозвалась Рене.

Отредактировано Рене де Рье (2013-11-27 23:38:20)

Известно ли ей? Рене  мысленно усмехнулась вопросу Бурбона, но внешне ее лицо оставалось все таким же серьезным.
Да уж, видимо этот принц Конде и впрямь слишком далек от Парижа и придворной жизни, иначе не задавал бы подобных вопросов, знай, кто сидит перед ним и кем, еще совсем недавно, она являлась для его соперника.
- Да, - тихо ответила Рене. - Но я знаю все лишь со слов Ген... - она моментально замолчала, поджав губы. - герцога Анжуйского, - медленно добавила Шатонеф, понимая, что скорей всего, попалась.

Когда принц поднял на нее свои глаза, Рене вздрогнула от того, что прочла в них. Это был взгляд растерянного человека, который только что лишился чего-то очень важного и дорогого. Это были глаза человека, который что есть силы пытается не верить в ужасную новость, но, вместе с тем, отчаянно хочет с ней смириться.
Наверное, у меня был такой же взгляд, когда я узнала, что Генрих влюблен  в другую, - подумала Шатонеф, не сводя своих глаз с лица Конде.
Она вспомнила свои метания в те дни, когда узнала, что ее любимый теперь вовсе не ее. Она не спала ночами, отчаянно мечтая залить подушку слезами, но отчего-то не могла выдавить из себя и слезинки. Это потом Рене поняла, что просто не верила, не хотела верить. Все изменилось, когда Анжу сам ей все сказал. Вот тогда-то и начался сущий кошмар. Оставаясь наедине, она бродила по комнате, поглощая вино и все съедобное, встречала рассвет с опухшими от слез глазами, а потом наспех делала примочки из ромашки, чтобы хоть как-то снять отеки. Никому и ничем Шатонеф не выдавала своей боли, своих терзаний, заставляя себя улыбаться, танцевать, музицировать и петь песни. На самом деле это и спасало ее днем. Но вечерами, когда дворец затихал и она оставалась одна, гордая Амазонка забивалась в угол своей постели и терзала свою голову одним единственным вопросом:
Почему?

Шатонеф и не заметила, как ее голубые глаза заволокла пелена. Воспоминания слишком сильно увлекли ее в прошлое. Снова.
- Может, все-таки выпьете вина, ваше высочество, - хрипло произнесла Рене. - Ничего нового я вам более не скажу.
Сейчас она выглядела отстраненной, словно только вернувшейся откуда-то, куда никому, кроме нее одной, нет хода.

Рене тоже сделала глоток вина и только сейчас обратила внимание на то, что пьет какую-то кислятину.  Как же так? Родившаяся и выросшая в богатой  и знатной семье, столько лет живущая при дворе, привыкшая ко всему самому лучшему и изысканному, все это время она даже не обращала внимание на противный и мерзкий вкус и аромат этого, с позволения сказать, вина. Этот мужчина завладел всем ее вниманием, как бы она не сопротивлялась. Его затравленный взгляд теперь еще долго будет преследовать Рене.
При упоминании про Жарнак, графиня внутренне напряглась. Они вышла на опасную территорию, и она это понимала. За последние несколько лет гугеноты в своем сражении против католиков понесли большие потери. Было пролито очень много человеческой крови. Не мудрено, что Бурбон озлоблен, ненавидит Париж, Лувр и всех, кто с ним хоть как-то связан.
Когда погиб отец Конде, Рене  была придворной дамой, совсем молоденькой, неопытной, у нее только-только начался роман с Анжу. Она, конечно, пыталась   вникнуть в подробности того, что происходило за стенами дворца, но, как известно, во все тайны фрейлину королевы никто посвящать не собирался. Да она особо и не стремилась.  Выросшая в роскоши, она никогда не знала бедности и нужды. О смерти Людовика де Бурбона-Конде  она знала лишь то, что тот был убит  бароном де Монтескью по приказу герцога Анжуйского. Это все, что ей сказали. Больше знать ей просто не нужно было.  Чужие беды мало интересовали юную и слегка эгоистичную Шатонеф. Она жила в мире, где каждый был сам за себя. Каждый день во дворце был похож на очередную битву за положение и влияние. И потом,  Рене была впервые  в жизни влюблена. И не  в кого-нибудь, а в  одного из самых обаятельных мужчин во Франции.  Ей с лихвой хватало всего того, что происходило в Лувре, чтобы еще печься о гугеноте, бросившем вызов законной власти и истинной вере.  И потом, она свято верила в правоту Екатерины Медичи.
Мировоззрение Шатонеф пошатнулось год назад. Она до сих пор просыпалась по ночам от кошмаров. Крики, вопли, стоны. Отвратный и тошнотворный запах крови пропитал каждый дом, каждый камень в Париже. Никогда прежде она не осмеливалась даже в мыслях сомневаться в решениях королевы-матери. До той страшной ночи. Никому Рене не говорила о своих терзаниях, поскольку это было чревато большими проблемами. Она уверяла себя, что многого не знает, не понимает, что, скорее всего, и сама Медичи не подозревала о том, что готовится массовое убийство протестантов. Но... Кто, как не Рене де Рье знала, что без  ведома Екатерины в Париже не происходит ничего.  Но она продолжала уверять себя, что королева-мать не планировала  этой резни. Не могла!
Шатонеф родилась и  выросла католичкой. Другой веры она не знала. Гугенотов, как и все католики, она считала вероотступниками и смутьянами. Но, после тех событий, ее вера стала окрашиваться в кровавый цвет, а раньше она светилась для нее, подобно солнцу.
Ведь мы все люди! - упрямо повторяла себе Рене. - Как люди могут так ненавидеть друг друга? Неужели Бог это одобряет?  Неужели Господь может желать массового истребления людей, во имя веры? Как можно прикрывать свою жестокость волей Всевышнего?
Эти вопросы терзали ее день изо дня  вот уже в течении года. Хотя, ответ на них она прекрасно знала. Вера здесь была совершенно ни при чем. Во главе угла стояли политика  и жажда власти, стремление править и повелевать.

Шатонеф сделала еще один глоток и в этот раз не смогла не скривится от вкуса этого пойла. Ее  глаза, блуждающие по комнате, снова вернулись, словно их тянуло магнитом, к глазам принца. Он был зол, растерян и явно  пытался с этим справиться. Он  был сильным человеком и сможет это  пережить. В этом Рене не сомневалась, но вот как  это отразится на  его дальнейшей жизни...

- Мне жаль, что вы узнали об этом от совершенно постороннего человека. От этого становится еще больней, - вздохнув, заключила Шатонеф.

Обсуждать с ним события, о которых Конде упомянул, она не собиралась. Во-первых, на самом деле, ей нечего было ему сказать, кроме как выразить очередную порцию сочувствия. Оправдываться? За что? Он сражался и будет сражаться за то, во что искренне верит. Возможно, один из немногих, кто действительно  борется за свою веру, а не за что-то еще. Она же... Ну не объяснять же ему, что, влюбленная по уши девчонка, не хотела знать, что на самом деле творится за стенами королевского дворца? Это было крайне наивно и глупо, и Рене это отчетливо понимала. Но с тех пор она выросла, многое поняла и осознала. От той прежней девушки не осталось и следа.
А, во-вторых... С таким человеком говорить о таком опасно. Он только что получил новую душевную рану. Так стоит ли бередить старую?

Отредактировано Рене де Рье (2013-11-30 01:33:16)

Рене смотрела на него, широко раскрыв глаза. Нет, мужчины частенько делали ей разного рода предложения, в особенности, когда стало известно, что роман между ней и Анжуйским канул в лету. В это сложно поверить, но она впервые за последнее время осталась с мужчиной наедине. Пока никаких заданий для нее у королевы не было, и это спасло Рене. Она могла в одиночестве залечивать свои душевные раны, что давалось ей с большим трудом.
Вот от кого она уж точно не ожидала ничего подобного, так это от человека, сидящего сейчас напротив. По логике, он должен бы возненавидеть ее. На то у него было, как минимум, три причины. Мало того, что она служила у Медичи, мало того, что она была близка с его врагом, так она еще и принесла ему столь безрадостную весть! Хотя, видимо, последнее не особо волновало Бурбона. Но ведь оставались еще две, и вполне убедительные и веские причины!
Ужин? Серьезно? - пронеслось в голове у Рене. Сама мысль об этом вызывала в ней панику и сумасшедшее желание бежать, подобрав юбки. И как можно быстрее.

Не то, чтобы она боялась Конде до мурашек и дрожи в теле... Хотя нет, что-то было в этом мужчине такое, что могло одновременно завораживать и отталкивать. Странное сочетание, не каждому человеку такое присуще, но принц обладал этим качеством с лихвой. От него исходила сила. Настоящая мужская сила, которая могла пугать, но в тоже время...
Господи, Рене! Как часто тебе попадаются подобные экземпляры? Этот ужин ты запомнишь надолго и потом будешь пересказывать своим внукам.

- Признаюсь, довольно неожиданное предложение, - склонив голову набок, нараспев произнесла Шатонеф. - Меньше всего сейчас я ожидала от вас именно таких слов.
Рене не хотела ему врать и притворяться. В его жизни, судя по всему, и так было слишком много лжи и грязи. Она не собиралась делать глазки восторженной кокетки и падать в обморок, демонстрируя непомерное счастье. Она была растеряна и не скрывала этого.

- Но я принимаю его, - неожиданно для себя самой бодро заявила бретонка. На ее губах появилась обезоруживающая улыбка. - Давайте поужинаем. А почему бы и нет? Это не самое странное, что случилось сегодня вечером, не так ли?

Отредактировано Рене де Рье (2013-11-30 23:50:10)

Рене из всех сил старалась собраться с мыслями, но отчего-то именно сейчас ясность мышления ей  была недоступна. Слишком много всего произошло за  каких-то пару дней. Слишком много! Ее жизнь не стояла на  месте,  а вертелась с бешеной  скоростью. И ей  бы радоваться. Да вот только вертится она вокруг одного и того же человека, желание защитить которого и привело  ее сегодня сюда. Защитить ли?
Ну, может, и вернуть, - неохотно признавалась себе самой графиня. - Одно другому вовсе не мешает!
С каждой минутой, проведенной в обществе Бурбона, этот человек становился ей все более интересен. Да, она знала, что в последнее время принц де Конде носит маску на своем лице постоянно, играет роль, которая вовсе не по душе его прямой натуре, живет так, как ему вовсе не хочется жить.
Добро пожаловать в придворную жизнь, сударь!
Но более всего Рене интересовало, как же он поступит, вернувшись сегодня домой? Где-то в глубине души шевельнулось нечто, очень похожее на жалость к его жене, ибо ей не позавидуешь. Редко какой муж спокойно стерпит, когда ему цепляют на голову рога, вместо головного убора. А уж такой мужчина, как этот, и подавно! Хотя, в чем-то она могла понять Мари. Все мы люди и все нуждаемся в любви. Молодая девушка, вышедшая замуж не по велению сердца, а по воле Медичи, она все же, видимо, не переставала верить в то, что однажды сможет полюбить по-настоящему. И стоит ли винить ее в том, что она с головой нырнула в чувства к Анжу? Его сложно не любить, это факт.
От того, что она способна сочувствовать той, которая увела у нее любимого мужчину, Шатонеф пришла в ярость и ужас.
Какого черта, Рене?!
Но ответ она знала прекрасно. Рене де Рье никогда не была злобной или мстительной особой. Став придворной дамой Екатерины Медичи, она смогла этому научится и надо сказать, вжилась в роль агрессивной и стервозной женщины, убирающей всех, кто стоит у нее на пути. Признаться, ей, порой, это даже нравилось. Ее красотой и изяществом восхищались, крутого нрава побаивались, ее дружбой дорожили, поскольку Рене умела дружить и умела защищать тех, кто ей дорог. Жалость, как выяснилось, совершенно не то чувство, которое должно жить с тобой, если ты живешь во дворце.
Так что нечего ерундой страдать! - отмахнулась от внезапно нахлынувшего сострадания Рене.

Голос принца отвлек Шатонеф от размышлений. Уж лучше она будет говорить с ним, чем жалеть его неверную жену. Когда он отдал распоряжения слуге и  снова вернулся в комнату, она уже была готова говорить с ним о чем угодно, лишь бы не предаваться глупым размышлениям.
- Вы спрашивали - не опасаюсь ли я за свое благополучие, ваше высочество? - Рене встала и уставилась в мутное, грязное окно, из которого на них смотрела грустная луна. - Мой ответ - да. Я всегда опасаюсь за свое благополучие. С тех самых пор, как только прибыла ко двору. Иначе там нельзя, сами знаете. И поверьте, монсеньор, вы - не тот, кого я боюсь больше всего.
Она повернулась к Конде и непринужденно улыбнулась ему, хотя в ее глазах мелькнула грусть.

Ну  не рыцарь ли? - пронеслось в голове Шатонеф и она разозлилась на себя за неуместный сарказм. Пусть и в мыслях. - Это, наверное, от голода. Я чертовски голодна, ведь не ела  целый день, переживая из-за этой встречи. А я всегда зла, когда желудок пуст.

Рене и в самом деле была не частой гостьей в подобных заведениях, но особо не переживала, что ее могут узнать. Но все-таки, благодарно улыбнувшись Конде за заботу, она не стала отходить в глубь комнаты, но предпочла отвернуться к окну. Мысли роились в ее голове, не давали ей покоя. За ее спиной что-то происходило, расставлялись блюда, готовые к употреблению. Шатонеф сразу же настроилась на то, что рассчитывать на изысканность здесь вряд ли возможно. Но сейчас она была так голодна, что искренне обрадовалась бы и горячей булочке с кусочком сыра. Ну или парочке таких. Или больше.
Терпеть сил больше не было и она обернулась, чтобы узнать, как там дела. Оказалось, что стол уже был накрыт, а слуга как раз откланивался. Когда за ним захлопнулась дверь, Рене продолжала стоять, пристально глядя на Бурбона. Возможно, она смутила его своим взглядом и в его глазах что-то промелькнуло, а, возможно, ей это лишь показалось. Но она не двигалась с места, смотрела на него немигающим взглядом. Прямая и неподвижная, словно античная статуя.

- Почему вы поверили мне? - прозвенел вопрос Рене, нарушая тишину. - Отчего не спросите о доказательствах неверности вашей благоверной? Вы ведь совершенно меня не знаете, ваше высочество. Отчего же верите? Или я ошибаюсь?
Ее голова склонилась набок, бровь вопросительно изогнулась. Серьезное выражение ее слегка бледноватого лица говорило о том, что почему-то ей важно это знать. Очень важно.

Рене смотрела на нахмуренный лоб принца, отметила стальной блеск, появившейся в его глазах. Она снова затронула больную тему и наступила на мозоль. Зачем? Ведь сама же знает, как не хочется обсуждать свои горести ни с кем, а тем более - с первой встречной. В такие моменты есть только одно желание - спрятать свою боль, свою уязвленную гордость и разбитое сердце подальше от посторонних и пережить все это наедине со своей искалеченной душой. Постепенно раны затянутся, наверное. Станет легче, боль притупится, глаза снова засверкают, слова станут звучат громче, а губы снова будут улыбаться. Но это все со временем, не сейчас.

Шатонеф молча подошла к столу и опустилась на жесткий стул. Как ни странно, ее аппетит куда-то пропал. В горле упрямо стоял ком, а к глазам отчего-то подступили предательские слезы. Сейчас взрослая и опытная придворная дама Рене де Рье де Шатонеф чувствовала себя маленьким ребенком, остро нуждающемся в защите. Такие ощущения для нее были в новинку и она просто не знала, как справиться с необузданными эмоциями.

- Благодарю, - хрипло ответила Рене и отломила кусок свежевыпеченного хлеба. На вкус он оказался не таким замечательным как на вид и жевался крайне трудно. Шатонеф сделала глоток вина и не смогла не заметить - на этот раз хозяин не поскупился.

- Мне жаль, что вышло именно так, а не как-то иначе, - нахмурившись, произнесла Рене. - Я знаю, что на вашу долю и так выпало много страданий. Вы, скорее всего, никогда бы и не узнали, кто я такая. А теперь... Теперь я навсегда для вас останусь человеком, принесшим не совсем радостную весть.

Она тяжело вздохнула и подняла глаза на Бурбона. Отчего-то ей захотелось провести рукой по его щеке, покрытой жесткой щетиной, взъерошить его волосы, вызвав на этом суровом лице мальчишескую улыбку.

Интересно, каким он был в детстве? Таким же серьезным и мрачным?
Эта мысль позабавила графиню и она хохотнула, прикрыв рот рукой.

- Прошу прощения, - стараясь снова стать серьезной, сказала Шатонеф. Но ее губы то и дело снова растягивались в улыбке. При чем выглядела Рене сейчас как нашкодившая девчушка: как бы ни старалась потупить взор, в нем невольно вспыхивали озорные искры.

Рене сперва вздрогнула, но затем напряжение, долгое время копившееся у нее внутри, вырвалось наружу в виде заливистого смеха. Она смеялась звонко, до слез из глаз. Вид Конде вызвал в ней припадок веселья.
- Прошу прощения, - немного успокоившись, вытирая слезы, произнесла Шатонеф. - Я не из-за вас смеялась, ваше высочество. Хотя... Не хочу врать! Вы развеселили меня от души. И я вам за это благодарна.

Рене подошла к стулу, на котором весела ее небольшая, сделанная из тончайшей кожи и украшенная россыпью драгоценных камней сумочка, больше похожая на мешочек, затягивающийся шнурком, благодаря которому она и прикреплялась сейчас к спинке добротного стула. Шатонеф ловким движением вытащила из нее надушенный платок, на котором были вышиты виноградные грозди и розовый куст. Не произнося ни слова, Рене подошла к Бурбону и, так же молча, стала оттирать его рубаху от пурпурных пятен. Ничего, естественно, из этого не вышло, а платочек был безнадежно испорчен.

- К черту! - выругалась Шатонеф, бросив бесполезную вещицу на пол. - Снимайте! - командирским тоном велела графиня, сверля принца глазами.

Рене посмотрела вниз на испачканный платочек и махнула на него рукой. Не объяснять же Конде, что еще совсем недавно эта вещица в бурых пятнах  была для нее очень дорогой вещью и предназначалась для очень дорогого человека.  Хотя... Почему  бы и нет? Почему не сказать ему правду?  Пусть не всю, но правду. Скорее всего, ему это вообще не интересно, но как-то поддерживать разговор нужно, ибо Рене проследила за движениями принца и сердце отчего-то зашлось так быстро, что казалось  вот-вот выпрыгнет из груди.
- Когда-то я вышила его в подарок одному мужчине, но так и не успела подарить,- растерянно произнесла Шатонеф, не сводя взгляда с Конде.
Она с удовлетворением заметила, что у принца широкие плечи, бугристые руки и, если зрение ее не подводит, не слишком волосатая грудь. Дело в том, что Рене терпеть не могла, когда на мужчине много растительности. От одной мысли об этом ее начинало мутить. В нужных местах все должно быть, конечно, но грудь и спина... Фу! Увольте! Помнится, был у нее один такой, как всегда по поручению королевы...
Рене содрогнулась от воспоминаний и решила загнать их подальше, в самый тайный и темный уголок своей души. Потом, на смертном одре, она исповедуется и попросит у Бога за это прощение. Но не  сейчас.
Сейчас она напряженно следила за неспешными движениями принца и ловила себя на мысли, что впервые, после расставания с Анжуйским, видит перед собой обнаженный мужской торс. И надо отдать должное - этот торс был великолепен! Плоский живот, массивная грудь, широкий разворот плеч, несколько шрамов, которые также, наряду с небольшой волосатостью груди, смогла рассмотреть зоркая Рене. Пусть Бурбон и был невысок, но это вполне компенсировалось атлетическим телосложением. Этот мужчина был воином, ни дать ни взять.
Сообразив, что пялится на  принца очень долго и вызывающе, графиня опустила глаза,  протянула руку и прокашлялась, прочищая горло.
- Давайте  сюда вашу рубаху, монсеньор. Поверьте, есть более действенные способы.
Она изо всех сил старалась выглядеть непринужденно, а говорить спокойно.
Как девчонка, ей Богу! Смотрю на него, как изголодавшаяся самка! Позор!