Не отводя больших темных глаз от лица Лоррейна, словно желая еще четче запомнить его лицо - высокий лоб, упрямый подбородок и жесткие скулы, словно и впрямь должна была вот-вот покинуть Париж, Маргарита молча приняла медальон из его пальцев и медленно поднесла к своим губам. Пусть губы ощутили холод металла, а не тепло его кожи, но этот долгий поцелуй совершенно очевидно предназначался его ладони, а не вещице. 

- Я не расстанусь с ним, - просто и коротко пообещала она, зажав украшение в руке и совершенно не обращая внимания на то, что забывает делать полноценный вдох. Прикрытая легкой прозрачной шемизеткой грудь хоть и вздымалась часто, но слишком коротко и судорожно, как у занемогшего ребенка.

Видеться? Она бы многое отдала, чтобы Судьба подарила им еще хотя бы одну ночь. Если она ранит их, то она у них в должниках и не может не даровать немного бальзама, который облегчит рану. Или, напротив, растравит, словно кипящая смола в руках закоснелого лекаря, предпочитающего старые, варварские способы?

- Безумец! Боже, да ты будто не слышишь меня! - в тихом отчаянии Маргарита смотрела снизу вверх на Лоррейна.

Что ей делать? Видя пылающее лицо молодого герцога и его горящие глаза, она осознавала, что совершила огромную ошибку. Единственным выходом - жестоким, но единственно возможным - было бы заставить его поверить в свое равнодушие. Убедить - после того, что ей пришлось вытерпеть, она не хочет больше его видеть. Но возможно ли было это? Он знает ее как никто другой. Что не скажут губы - выдадут глаза, жесты, язык тела. Позволив к себе приблизиться, она сама подлила масла в лампу, высекла искру и поднесла к фитилю, а теперь сетует, что огонь горит жарче прежнего. Но именно этот  огонь согревает ее и дает силы жить.

Если она не прервет всё сама... Одна оплошность и...

- Тебя не должны видеть рядом со мной, - снова и снова шепотом убеждала она, - ты не должен ко мне приближаться. Ты и сюда не должен был приходить. Всюду глаза и уши. Твоё письмо попало в чужие руки, не без участия этого мерзкого человека.

При воспоминании о дю Гасте, который, соблазнив одну из ее девиц, не погнушался наложить руку на чужую записку, на красивом лице принцессы отразилась гримаса отвращения и гадливости, она невольно передернула плечами.

- Попадёт и снова. Не письмо - так что-либо иное. У любого из моих братьев не дрогнет рука устроить тебе засаду в коридоре подле моих комнат или под моим окном. И в этот момент они не будут думать о католической партии и о последствиях для Франции, они пойдут на поводу у собственных порывов. Твоя женитьба - не панацея, Анри. Должно пройти время.

Теперь настала очередь Маргариты качнуть головой. Эта полуулыбка выражала его как нельзя лучше. Самоуверен, как всегда... О, она знала его. Знала в нем и полубога и смертного и никто кроме нее не обладал полностью этим знанием. Даже его исповедник. И видит Бог - смертный в нем влёк ее несравнимо сильнее, чем полубог, порождение слухов и внешняя оболочка. Сейчас, в этот миг, кумир парижан, сын их идола, стоял перед ней, не скрывая ничего и представая в своей правде, словно у крещальной купели. У принцессы было такое чувство, что стоит ей протянуть руку и она дотронется не до его плоти, как бы эта плоть ни притягивала к себе, но до обнаженной души, которую он до конца не открывал никому. Даже его голос, который она узнала бы, даже если бы все парижане одновременно заговорили, был совершенно иным, чем обычно.

Любой предательский удар лишь потому удается, что его не ожидают или не считают возможным.

Позволив себе еще один жаркий поцелуй, она приложила к его губам кончики своих тонких пальцев. Во второй ладони она сжимала медальон.

- Молчи. Ни слова больше. Я всё сказала. Ты услышал даже то, чего я не должна была говорить, о чем не хотела думать. Сейчас, в эту минуту, ты должен вернуться. Мне необходимо время, чтобы я тоже могла появиться там. Иди, Анри. Ради меня, иди.

Как ни старалась верная фрейлина Медичи расслышать то, о чем сейчас говорили Гиз и Маргарита, у нее это не вышло. Они стояли очень близко друг к другу и очень далеко от нее. И потом, они же шептались! Как, ради всего святого, она может что-нибудь расслышать таким образом?! Но это не особо огорчило Шатонеф, ибо и без того ей было что рассказать королеве. И пусть внутри все переворачивалось от того, что она выдаст эту тайную встречу двух влюбленных, обратного пути у нее не было. Если она начнет лгать Екатерине, то потеряет ее доверие, а следом и свое положение при дворе. А значит... Значит потеряет и Анжу. Ее отошлют либо домой, либо быстренько выдадут замуж за какого-нибудь обрюзгшего старика, которого она должна будет ублажать в постели.
От таких мыслей Рене замутило.
Никогда! - пронеслось у нее в голове. - Никогда!
Шатонеф осторожно выглянула из-за дерева и успела заметить, что в эту прощальную идиллию успел вмешаться младший брат Генриха. Значит, пора уходить.

Так же незаметно, как туда попала, так же незаметно она оттуда и выбралась. Рене снова появилась среди толпы придворных. Среди разноцветных нарядов вельмож и дворян она сразу же выделила грузную и темную, словно грозовая туча, фигуру королевы-матери. Набрав в грудь побольше воздуха, графиня медленно и не спеша направилась к своей госпоже. Но, по мере того, как она подходила, сердце ее стучало все быстрее, а страх лишал возможности нормально дышать. Перед глазами снова встали картинки этой странной встречи и горечь от того, что она сейчас должна сделать, разлилась по всему телу Амазонки.
Соберись, Рене! Не будь тряпкой или дурой!
Она буквально выгрызала себе то положение при дворе, которое занимала сейчас. Слишком тяжело достался ей этот авторитет и уважение. Не время сейчас все ставить на карту. Рене остановилась в нескольких шагах от Медичи и выразительно на нее посмотрела. Вмешиваться и отвлекать королеву она не посмела. Решила подождать пока та сама соблаговолит позвать свою фрейлину.

- Послушай, Анри, - шепнул брату, догнавший его у тропы Шарль, - Я видел за деревом мелькнувший ярко-бирюзовый подол женского платья. Кто-то шпионил, - уверенно покачал головой юный принц, - Я хотел догнать мерзавку, но она так быстро ускакала. Да и толку? Не убивать же ее. А вычислить соглядатайку труда не составит - платье яркого бирюзового цвета.

Сам Шарль был уверен, что девица, прокравшаяся за ними, наверняка из людей мадам Змеи. У его будущей родственницы сейчас совсем иной наряд, как и у дам из ее окружения. Да и не стала бы она бегать за своим будущим мужем по кустам... А женщин, готовых красться за Анри хоть в самую чащу леса, в надежде выяснить состояние его амурных дел, как ни крути, при дворе и нет. Лоррейн последнее время был верен своей Жемчужине. А это значит лишь одно - об объяснении брата с Маргаритой станет известно и  Екатерине Медичи.  А это уже прямая опасность для Анри...

- Черт бы побрал эту вездесущую старую ведьму с ее шпионками! - от злости молодой Гиз пнул ни в чем не повинный мухомор и ярко-красная шляпка гриба красиво спланировала в салатово-зеленые заросли сныти.

- Анри, Анри... - покачал головой  Шарль, с укором глядя на брата, - Только-только все уладилось... Пойми, флорентийка боится тебя и за это ненавидит. Посмотри на себя - ты настоящий король, а не ее припадочный Карл, женоподобный Генрих или рахитичный Эркюль... Да и не беарнец-деревенщина. Поэтому она скорее убьет тебя, чем подпустит к Маргарите. Да она и так бы тебя охотно уничтожила да пока руки коротки. Но ты! Ты сам даешь ей на руки все козыри. Если ты начнешь похаживать к Маргарите, они радостно тебя убьют, сделав вид, что не узнали.  А если начнешь им мстить сейчас, то они и подавно сделают все, чтобы до тебя добраться... Погоди! Наступит и наш час. Но сегодня лучше отступить. Смирись Анри. Смирись, - грустно вздохнул юный принц лотарингского дома, отлично понимая - не смирится!

Ни за что не смирится! Будет бороться, будет любить, будет мстить. Будет... Иначе это уже не Анри. Но так же Шарль и понимал, что его брат слишком благороден, чтобы опуститься до базарных методов флорентийки или  палаческих ее сынка Карла. А значит Анри уязвимее, чем его враги. Уязвимее за счет своего благородства.

- И если уж бить их, то их же манером. Знаешь, как говорится - с волками жить по-волчьи выть. Помни это, брат, - робко попросил будущий герцог Майеннский, отлично понимая, что это единственное, что он может сейчас просить у брата.

Рене была напряжена до предела. Некоторое время она стояла неподвижно, пока поясница и ноги не затекли. Ее нервы буквально дрожали. Она ощущала их вибрацию у себя внутри. Еще никогда Шатонеф так не нервничала перед докладом для Медичи. Ее романтичность вовсю вела боевые действия с тщеславием и амбициями. К этой войне не сразу, но подключился голос разума. И он, к большому удивлению самой Рене, твердо убеждал ее рассказать королеве-матери всю правду, ибо одному Богу известно, что с ней будет, если Екатерина узнает правду, но уже не от свой верной фрейлины. А в том, что рано или поздно Медичи выведет на чистую воду и свою дочь, и ее неугомонного любовника, сомневаться не приходится.
И потом, не так уж много она и слышала. Что-то ей подсказывало, что именно в конце велась речь о чем-то важном, но, увы, это прошло мимо нее. Итак, пора.
Рене подошла к королеве и присела в реверансе.
- Ваше величество. Да, мне есть, что сообщить, - она невольно повернула голову именно в ту сторону, откуда вскоре должны были появиться братья Гизы. - Следуя вашим указаниям, мадам, я проследила за герцогом Лотарингским. И обнаружила, что он, придя на опушку леса, встретился там с вашей дочерью, ее высочеством принцессой Маргаритой.  Их разговор... - Шатонеф замялась. Ей все равно было не по себе. Не первый раз она, по указке Екатерины, влезала в чужую жизнь. Но отчего-то именно эта ситуация была ей очень неприятна. - Они говорили о своих чувствах, мадам, - выдохнув, произнесла Рене, решив больше не ходить вокруг да около. - Герцог уверял вашу дочь в том, что его брак - это лишь сделка и что он по-прежнему любит только ее. Ее высочество же, напротив, пыталась вразумить Гиза и объяснить ему, что пути назад нет и прошлого не вернуть.
Она замолчала, внимательно глядя в суровое лицо королевы.

- Не уверена, - вздохнув, ответила Рене. - Как оказалось, герцог слишком упрям и напорист. Боюсь, он совершенно не слышал то, о чем говорила ему ваша дочь.
Шатонеф, как всегда, чувствовала себя, словно пойманной в капкан под пристальным взглядом королевы. Эта женщина смотрела так, словно уже давно прочла все твои самые тайные мысли и помыслы и лишь ждет, когда же их озвучат. Рене неуверенно осмотрелась по сторонам, мечтая, чтобы кто-нибудь помешал им продолжить эту беседу. Но, увы. Никто и никогда не решится перебить королеву-мать. В этом поединке графиня осталась один на один с Екатериной.
- Был поцелуй, мадам. Герцог позволил себе поцеловать принцессу. Но на этом все, мадам. Это было что-то вроде прощального поцелуя, последняя дань их любви. Не больше.
В памяти Рене возникли картинки того, что она только что наблюдала в лесу. Мысленно она вполне искренне сожалела о том, что выдала двоих влюбленных. Но какой у нее был выбор? Ровным счетом никакого.

Рене сглотнула подступивший к горлу ком и виновато посмотрела на Медичи.

- Я не могу ответить вам на этот вопрос с полной уверенностью. Младший брат герцога, который находился там вместе с ним, пару раз с явным интересом смотрел в мою сторону. Я рисковала быть обнаруженной. И потом, при прощании Гиз позволил себе подойти к вашей дочери очень близко, почти вплотную и что-то шептал ей. Как ни старайся, я не смогла расслышать, что же именно. Ближе подходить нельзя было. Иначе меня бы заметили, мадам. И, зная, чья я фрейлина... Я рисковала навлечь подозрения на вас, ваше величество, а этого допустить я никак не могла.

Шатонеф замолчала. Теперь она выглядела спокойной и уверенной в себе. Ей нечего было скрывать, она сказала королеве правду.

- Но перед прощанием я услышала, что принцесса говорила, будто вскоре ее могут отправить в Наварру или Португалию, - вспомнив, добавила Рене. - Она также напомнила герцогу, что она Валуа, а потому не принадлежит себе. Это все, мадам.

Шатонеф поклонилась и выжидательно посмотрела на Медичи. Чего ждать? Вспышки гнева и ярости, слов разочарования и негодования?

Свежий лесной воздух определённо успокаивал. Сейчас, находясь чуть поодаль от шумной толпы, Катрин могла не скрывать эмоции и дать себе лёгкую передышку. Боже правый, кто бы подумал, что это будет так непросто! Да, и правда, не она ли сейчас в выигрышном положении? Но… Будем честными – а не попытка ли это себя успокоить? Щурясь на солнце, вслушиваясь в шум леса и пение птиц, молодая женщина рискнула заглянуть внутрь себя, задав этот вопрос. Ответ последовал незамедлительно: частично это является реальностью, а частично… попытка придать себе равновесие и придать уверенность в собственных силах. Сейчас она как никогда была необходима. Ибо новоиспечённая невеста уже всерьёз начала задумываться над тем, что, возможно, совершает самую большую ошибку в своей жизни. Господи, да оставалась бы уже вдовой принца Порсиан, в конце концов! Зачем было прельщаться титулом герцогини… и этим высоким сероглазым красавцем? Слишком многого захотела – зубы сведёт. Так ей в шутку говорила матушка в детстве, когда маленькая Катрин без устали таскала сладкое в огромном количестве. Вот и сейчас… Пожадничала. Только на этот раз с этим захваченным «добром» придётся жить всю оставшуюся жизнь.

Между тем, ею пренебрегали, она была не нужна. Задетая гордость ныла, обиженно хныкала и возмущённо топала ножкой. Разбалованное дитя четы Клевских к такому не привыкло. С пелёнок ею восхищались, души не чаяли, девочка умела найти общий язык практически со всеми, вызывая улыбки и умиление. И тут вдруг она – помеха, её бросают, как ненужную куклу, убегают. Причём во всех смыслах. И это тогда, когда она – в центре внимания, казалось бы, на пике признания. И тогда, когда она старалась, искренне старалась, привыкнуть к новому образу, преподнести себя с лучшей стороны, поддержать будущего супруга в его бодании с венценосным семейством. Когда она постаралась проникнуться к жениху и, что теперь самое неприятное, это начало получаться. Чёрт бы всё это побрал! Ну что ж… Постаралась показать себя с лучшей стороны? Теперь пусть пеняют на себя. Нельзя, ох нельзя плевать в душу человека, когда он искренен! Раздражение разрасталось всё больше и больше.
Чтобы отвлечься, Катрин огляделась по сторонам. Толпа так же жизнерадостно гудела, предвкушая пиршество.

- А этим всё нипочём! Хотя чего бы им не веселиться? Одних только сестры с её подругой-Валуа не хватает… И герцога с его братом. Штаны тот ему держит, что ли? – фыркнула женщина. – Хотя и так понятно, где они и зачем. Но, видимо, это замечаю только я. Остальных огорчит только пропажа провизии.

Проскальзывая по толпе, взгляд неожиданно остановился на одной из представительниц сиятельного двора Валуа – та как раз прохаживалась неподалёку. Манеру держаться фрейлин королевы-матери сложно не узнать. Катрин пока что лишь пару раз была при дворе, поэтому перезнакомиться ни с кем толком не успела. Но в лицо могла различить некоторых. И, едва мозг сопоставил кусочки картинки "фрейлины Медичи-Валуа-Гизы", ноги уже несли к неожиданному объекту внимания.

- Рене? Рене де Рье Шатонеф? – рука коснулась плеча белокурой женщины. Вроде она верно запомнила имя...

Отредактировано Екатерина Клевская (2014-01-16 21:49:28)

Кажется, она только что помешала своему неожиданному объекту внимания общаться с неким придворным. Но ничего… потом договорят. Её собственный вопрос казался неотложным и чрезвычайно важным. Тем более, благодаря положению, была возможность обратиться первой. А какой, собственно, вопрос? Катрин, повинуясь минутному порыву, так спешила нагнать фрейлину Медичи, опасаясь того, что позднее возможности поговорить не будет, что даже примерно не продумала свою речь.

Вот как обычно: сначала делаю, а потом соображаю, - подумала новоиспечённая невеста, улыбнувшись Рене. – Но, судя по всему, я не ошиблась – это и правда Рене де Рье Шатонеф.

Даже не будучи знакомой пока что со всеми тонкостями придворной жизни, Катрин слышала о летучем эскадроне Екатерины Медичи. А кто не слышал? Дамы из окружения этой грозной женщины были красивы, умны, хитры и изворотливы. Они могли исполнять самые невероятные поручения королевы-матери. Они же были её глазами и ушами. Признаться, молодую женщину брала оторопь при мысли о том, каково это – прислуживать Медичи. Сегодня, оказавшись рядом с флорентийкой, она почувствовала лёгкий холодок, пробежавший по коже. Эти глаза… Почему-то казалось, что эти глаза в порыве ярости могут метать молнии. Конечно, преувеличение. Но ещё никогда Екатерина Клевская не чувствовала себя настолько неловко в чьём-либо присутствии. И это при том, что Медичи не должна была испытывать к вдове Порсиан каких-либо отрицательных эмоций – как-никак, Генриху де Гизу нужна была узда. И этой уздой как раз являлась Катрин. Но, тем не менее, было до озноба неуютно – и это факт. Поэтому молодая женщина испытывала неподдельное уважение к тем, кто служил в летучем эскадроне.

Но есть и обратная сторона медали – а насколько возможно разговорить белокурую фрейлину? Что она может поведать? И согласится ли вообще? А между тем, ей было бы, что сказать – Катрин была в этом уверена. И нуждалась в этом. Хоть в каких-то крохах информации. Хоть в чём-то. Она ощущала себя совершенно растерянной и не знала, чего ожидать от предстоящего брака. Какие плоды импульсивного порыва выйти замуж за герцога Гиза придётся пожинать? Насколько сильна его связь с Маргаритой Валуа? Фрейлина Медичи вполне могла знать о последнем. Но поведает ли? Во всяком случае, попытаться стоит – что бы ни ожидало Екатерину Клевскую в предстоящем союзе, она должна быть готова, должна оказываться на шаг впереди. Хватит ныть и плакаться! Пора взрослеть. Решила играть по-крупному – учись предвидеть чужие ходы и планировать собственные.

Однако вид у мадемуазель Шатонеф был весьма озадаченный.

Ещё бы! У тебя-то не лучше. А если будешь стоять, как баран, и молчать – будет ещё хуже.

- Рада, что верно вспомнила Ваше имя и ничего не перепутала, - дружелюбно улыбнулась Катрин, слегка смущённая той ситуацией, которую сама же и создала. – Знаете… Я сейчас оказалась совершенно одна… Мне очень не хватает собеседника. А Вы – единственная, кого я признала. К тому же, признаюсь, я хотела бы кое-что узнать. Мы можем немного прогуляться – тут есть прекрасное место, где не столь шумно.

Отредактировано Екатерина Клевская (2014-01-18 01:01:03)

Заметив улыбку мадемуазель Шатонеф, молодая женщина чуть приободрилась. Что ж… Может, получится наладить общение? Кто его знает, какие плоды оно способно принести. Да, возможно фрейлина королевы-матери не будет откровенничать перед незнакомкой. Даже несмотря на то, что эта незнакомка является принцессой и будущей герцогиней – женой одного из представителей влиятельнейшего семейного клана в Париже. «Будущая мадам де Гиз», как сказала Рене де Рье. Непривычно всё же это пока звучит! Но даже все эти титулы, настоящие и предстоящие, не сильно весомы, если над ними довлеет мощная тень мадам Медичи. Служа у такой женщины, тысячу раз подумаешь, что и кому действительно стоит рассказать.

Вот и сейчас, направляясь в ту сторону, где ещё так недавно Клевская стояла гордом одиночестве, она спиной ощущала эту тень – тяжёлую, всепоглощающую и вызывающую дрожь. И не только это ощущалось. Взгляды и шёпот окружающих, сопровождающие женщин, также не обошли её внимание.

Я вас ещё не знаю, но вы меня уже злите, - раздражённо подумала Катрин.

Ну да будь что будет! Пусть уж лучше она жалеет о последствиях этого разговора, чем о том, что он не состоялся. С Медичи мадемуазель Шатонеф сама разберётся – ей ли не знать подход к флорентийке, Генрих де Гиз Катрин ничего не сделает – как ни крути, но он в ней силой обстоятельств нуждается больше, чем она в нём… А на остальных плевать. По большому счёту, а к кому принцессе Клевской сейчас обратиться? Для будущего мужа и его семьи она чужая, от Анриетты в данный момент толку ровно никакого – она поддерживает эту Маргариту (хотя сестру тоже можно было понять), остальные вовсе слились в пёструю незнакомую массу. Ни одного близкого лица.

Покуда ты будешь счастлив, тебя будут окружать многочисленные друзья, но, когда наступят смутные дни, ты будешь одинок, - неожиданно вспомнились принцессе Клевской, и она едва не шмыгнула расстроенно носом, преисполняясь жалости к себе. Конечно, смутными днями сие событие назвать нельзя, но оно нравилось ей с каждой минутой всё меньше. Могла бы – сбежала, ей богу! Прямо как герцог де Гиз, чтоб его…

- Как Вам этот пикник? Не правда ли, погода просто чудесна? – добродушно несла какую-то чепуху Катрин, стараясь определить свою линию поведения. Задать вопрос прямо или попытаться выведать интересующие моменты окольными путями? Будущая герцогиня покосилась на идущую рядом женщину. Нет, она определённо сошла с ума, если думает о последнем варианте. Окольными путями у кого? У опытной фрейлины самой Медичи? И кто? Она, бывшая-то при дворе пару раз от силы? Нет, это не способ. Словно в подтверждение этого, Рене де Рье сама задала Клевской вопрос напрямую. Ну что ж… Значит, так тому и быть. Честность – так честность.

- Мадемуазель Шатонеф, - серьёзно посмотрела на собеседницу Катрин, когда они, наконец, остановились. – Скажите, у Вас было когда-нибудь такое чувство, как будто вы выбрали не ту дорогу? Свернули не туда? И, чтобы выбраться по этой дороге, Вы должны знать обо всех кочках и ямах впереди?

Отредактировано Екатерина Клевская (2014-01-19 21:45:56)

Признаться, когда женщина отошла подальше от двора в укрытие из ив, ей словно легче стало дышать. Вот посидеть бы тут и подождать до окончания пикника – а там пусть позовут, когда домой нужно будет ехать. Просто ни о чём не думать, зажмуриться и, растворившись в окружающей природе, снова найти в себе гармонию. Но такой в чём-то детский порыв сейчас совершенно невозможен – будущая представительница клана Гизов это, конечно же, понимала. Слава Богу, хотя бы скрыться ненадолго удалось – уже спасибо.

Теперь же можно всецело сосредоточиться на собеседнице и выкроить пару минуток для обдумывания своих дальнейших действий. Конечно, действия предопределены и уже не изменятся – замужеству быть. Это ясно как день, но вопрос в другом – её место в данном браке. Чего ждать, к чему готовиться? Ибо быть бесплотной тенью, видит Бог, Екатерина Клевская не намерена, не её роль в этой жизни. Она будет счастливой, что бы это ни означало, с чем бы ни пришлось бороться. А худшим своим врагом женщина всегда считала незнание и неизвестность. И, возможно, мадемуазель де Шатонеф сможет немного ей в этом помочь.

Сейчас же Катрин внимательно и чуть взволнованно смотрела на белокурую придворную даму, внимая каждому её слову. Первые слова заставили улыбнуться:

- Да, думаю, что служба у Екатерины Медичи располагает к такому преодолению препятствий. Наверное, это ещё одна причина, по которой я, повинуясь скорее, неким предчувствиям, обратилась к Вам. К тому же, увы, - смущённая улыбка, - в данный момент обратиться больше не к кому. Да, я понимаю Вас – все мы должны пройти через то, что уготовано, невзирая на кочки и ямы. Но я безумно боюсь в итоге упасть в обрыв, - голос стал задумчивым.

Может ли так быть, что ноша, которую молодая вдова Порсиан взвалила себе на плечи, и правда не по ней? Может ли она заставить споткнуться и упасть? Состояние задумчивости прервал голос Рене, словно вторящий мыслям будущей герцогини. Признаться, то, что она услышала, заставило её чуть побледнеть, беспомощно взглянув на собеседницу.

- Вы думаете, я не понимаю этого? Или я не понимаю, что герцог позабыл там, хотя почти никто не заметил его исчезновения? – горько усмехнувшись, Катрин кивнула в сторону, куда так поспешно нырнул жених, словно спасаясь от чего-то ужасного. – Проблема в том, что я всё понимаю. Так происходит сейчас, и так происходило тогда, когда я только планировала вступить на эту тропу. Я знала, как, впрочем, и все вокруг, что имеет место определённая связь. Но думала, что это мелочи, что мне будет всё равно. Проблема в том, - снова усмешка самоиронии, - что мне не всё равно.

Машинально кивнув на реплику Рене о погоде, но большей частью соглашаясь со своими мыслями, Катрин ненадолго закрыла глаза.

- Вот только свернуть уже невозможно, и я должна идти вперёд. И я буду идти вперёд. Только я должна знать…, - снова серьёзный взгляд на мадемуазель Шатонеф, - Вы наверняка понимаете, о чём будет вопрос. Не буду ходить вокруг да около. Я знаю, что фрейлины Медичи – её глаза и уши. Может быть… Вы видели или слышали что-либо… о них? – Катрин снова кивнула в сторону злосчастных кустов.

Отредактировано Екатерина Клевская (2014-01-26 22:03:39)

Боже правый, ну неужели она не понимает? Она понимает, она прекрасно уловила, что вложено в одно коротенькое слово «они». Она не может не распознать смысл просьбы! Молодая женщина смотрела на свою собеседницу со смесью растерянности, мольбы и волнения на лице. А ещё там было одиночество. Так получилось, что Рене де Рье Шатонеф – единственный человек, которому она может сейчас излить душу, получить совет, уловить ту самую ниточку, за которую можно будет ухватиться и обрести равновесие. И пусть она не услышит ничего особенно нового для себя – в глубине души Екатерина Клевская и так понимает сложившуюся ситуацию. Но хотя бы крошечная поддержка и небольшое участие со стороны ей в данный момент необходимы как воздух. Ранее при подобных признаках Катрин бежала к своей старшей сестре. Но, увы – Анриетта сейчас ничем не способна помочь. Она поддерживает ту, которой, с одной стороны, в данную минуту повезло чуть больше – по крайней мере, её любят. А вот отсутствие среди сиятельного общества невесты, казалось бы, вообще никого не взволновало.

Катрин машинально посмотрела в сторону толпы – как и думалось, без изменений. Двор живёт своей жизнью. На пару человек меньше – а кого волнует причина? Разве что лишний повод для вороха сплетен. Заодно женщина проследила за взглядом фрейлины. На Медичи. Невзирая на пробивающееся сквозь ветви солнце, пришлось зябко поёжиться. Пусть грозная флорентийка являлась, ни много ни мало, крёстной матерью Екатерины и Анриетты, никаких родственных уз с нею не ощущалось. И, пожалуй, бойкой и подвижной средней дочери Клевских было бы страшно находиться в услужении у этой мадам. И кто знает, какую степень откровенности в данной ситуации позволила бы она себе.

Поэтому, вновь взглянув на Рене, Катрин понимающе улыбнулась в ответ на реплику белокурой фрейлины о верности и службе. Следующие же слова отозвались на далеко не радостном лице невесты усмешкой. Саркастической и направленной в свою же сторону. Вот уже которой по счёту за этот ещё недолгий, но уже бесконечный день… Смотря на себя словно со стороны, женщина не могла не посмеяться над наивной дурочкой, попавшейся в паутину из собственных амбиций и любопытства. И ведь если бы она после этого умерила свои запросы! Так нет же, ей ещё и хочется быть счастливой. А по-другому никак…

- Смелый шаг, мадемуазель де Шатонеф? А ведь смелость граничит с безрассудством, не так ли? И кто может с уверенностью разделить эти два качества? Мне кажется, именно последнее направляло меня, когда я с лёгкостью и даже радостью ухватилась за возможность этой… сделки, - последнее слово она буквально выдавила из себя. Сейчас оно отчего-то далось непросто. В следующее же мгновение взгляд вновь преисполнился надежды. – А скажите, как женщина из летучего эскадрона, разбирающаяся в перипетиях судеб людских… Насколько возможно выиграть в подобной сделке? Существовать не в качестве посредника, а быть полноценно выигравшей стороной? Не жалейте моих чувств – я сильная, и я готова бороться. Только для этого мне необходимо знать правду. Вы сказали, - она сглотнула и часто заморгала, - «страстно влюблённым»... Имеет ли в таком случае смысл эта борьба? Стоит ли начинать борьбу, заранее обречённую на поражение?

Отредактировано Екатерина Клевская (2014-01-28 16:01:30)